Душа. Никто, кроме тебя - стр. 61
– Говорят, – тихо начал он, глядя куда-то вперёд абсолютно невидящим взглядом, – отец не тот, кто родил, а тот, кто вырастил. В общепринятом смысле этого слова Николай Андреевич меня не растил. Но я согласен со всеми, кто говорил до меня: добрее этого человека на свете не было. По крайней мере, я даже отдалённо похожих не встречал. Николай Андреевич умел прощать. Не просто говорить, что прощает, а прощать по-настоящему и от сердца. Прощать и забывать. По правде и навсегда. Он сумел простить своего заклятого врага и человека, который украл у него самое дорогое.
Голос у Романа дрогнул, кто-то из сидевших рядом со мной женщин заплакал.
– Когда умерла Наташа. – Роман закашлялся, и Оксана Леонидовна впопыхах подала ему полный стакан воды. Осушив его залпом, он продолжил вновь: – Когда умерла Наташа, многие из присутствующих помнят, что со мной было. Я бросил учёбу, перестал работать и растерял всех друзей. Просто лежал на диване и упивался своей болью, желая только одного – отомстить. Николаю Андреевичу тогда было не лучше моего. Он всю жизнь кого-то хоронил. Сначала родителей, потом жену, за ней единственную дочь, а несколько лет назад последнего родного человека – сестру ‒ Глафиру Николаевну. Мне было тогда девятнадцать – моя жизнь только началась, а его уже клонилась к закату. Почти в шестьдесят он остался совершенно один, но не озлобился и до самого последнего дня помогал детскому приюту и малоимущим. Тем, что есть у меня сейчас, я обязан ему и своей матери. Когда я стоял на перепутье, именно Николай Андреевич дал мне пинка и вернул в университет.
Голос Романа дрогнул во второй раз, и он снова потянулся за стаканом с водой. Какой-то пузатый мужчина опрокинул полную стопку водки. Я последовала его примеру, но смогла выпить только половину. Водка обожгла горло, и я поспешила запить её густым киселём и зажевать пирожком с капустой.
– Николай Андреевич не был мне отцом по крови, – продолжил после паузы Роман, – но был отцом по духу. И я жалею только об одном, что так и не сказал ему об этом…
Когда Роман сел, кто-то похлопал его по плечу, кто-то закивал, а кто-то снова выпил.
Я покинула столовую быстро и незаметно примерно через четверть часа после его речи. Просто накинула пуховик и просочилась на улицу, на ходу натягивая шапку и варежки.
На душе скребли кошки. Смерть Николая Андреевича казалась несправедливой и противоестественной. Как же так вышло, ведь он так хотел жить? Радовался каждому дню, а смерть его как будто специально не пощадила… Причём именно сейчас, словно заранее всё планировала.