Дурак, заика и спецкласс - стр. 12
– А т-т-ты чё её за-за-защищаешь?
– А ничё, – слабо огрызнулся Лёня и тоже пихнул Мишу в ответ. Не очень хотелось его толкать, а тем более развязывать драку, но приходилось «держать марку», соответствовать.
– Ты типа д-д-добренький?
– Ну и что? Добрым быть не больно.
Миша неприятно сощурился. А потом неожиданно отвесил Лёне подзатыльник.
– И так не б-б-больно?! – с вызовом спросил он.
– Не больно! – упрямо ответил Лёня.
Тогда Миша ударил его по скуле. Не очень сильно, но ударил, и Лёня автоматически схватился за щёку.
– И т-т-теперь не б-б-больно?
Лёне бы тогда развернуться и уйти, может, на этом дело бы и кончилось. Но уж слишком раззадорил его Миша.
– И теперь не больно, – жёстко ответил Лёня и улыбнулся.
– Чего л-л-лыбишься?
– А я знаю, почему тебе всюду эта тема мерещится…
Лёня понимал, что не надо этого говорить. Что это прозвучит жестоко. Он ведь даже пожалел Мишу сначала, понимаете? Пожалел. Марта – она ведь очень хорошая и честная, про неё никто никогда плохого не мог сказать. И Лёня подумал, что, чёрт возьми, Миша, наверное, настолько несчастен из-за всей этой ситуации дома, что даже чужого счастья простить не может. Он его понимал, но почему-то всё равно сказал:
– …Да потому что у тебя мамаша такая.
Дальше Лёня плохо запомнил, что было. Они вцепились друг в друга, как бойцовские псы, и били друг друга как попало: и кулаками, и ногами, и плакали, плакали одновременно, но всё равно били и били, пока их кто-то не растащил, Лёня запомнил только расплывчатые и неясные круги лиц, когда его волокли куда-то по школьному коридору, тяжело опустили на стул, кричали и поливали чем-то холодным, а потом привели в кабинет директора и усадили на диван. Лёня лёг и уснул, а когда проснулся, у него сильно болела голова. В ногах сидел какой-то мужчина с пустой табачной трубкой во рту. Мужчина сидел согнувшись, устало сложив руки на коленях.
– Ты лучше просыпайся, – посоветовал он. – А то сейчас директор придёт.
– А вы кто? – Лёня сонно и тупо уставился на него.
Сначала он испытал смесь раздражения и злости к этому человеку, по привычке решив, что он, как это делают все взрослые, сейчас примется его ругать. Но затем внимательней вгляделся в его лицо. Симпатичное такое лицо, которое могло бы показаться строгим, если бы не большие улыбчивые глаза. Такие глаза больше подошли бы ребёнку, чем взрослому.
– Я учитель на замену. Рисование, – проговорил он. – Смешно: меня отговаривали, говорили, что в классе одни ненормальные дети. Я ответил, что глупости это, но первое, что увидел, подходя к школе: ваше смертоубийство.