Дурак космического масштаба - стр. 64
Лерону я сломал при падении руку, ребро и сделал пластическую носа с креном влево. Тяжел я для него оказался. Лерон тощий, даже форма висит мешком. Да и некогда мне было выбирать место, куда рухнем.
Регулярные войска обогнали нас прилично, медчасть пустовала. Положили вдвоем в комнатенке на восьмерых. Мы захватили оба места у незарешеченного окна: он справа, я слева. Бежать было можно. Внизу я разглядел только две будки с охраной, сигнализация особой сложностью не отличалась. Но был ли смысл бежать? Особенно на Прате. – По гроб, – сказал Лерон, когда медик чавкнул дверью.
Я промолчал. Макрейн был мне мало интересен, вместе со своими гробами.
– Быковатый ты, – сказал Лерон.
Я изучал стену. Что ему с того, что держусь в стороне? – Правду говорят – северянин?
Я не кивнул.
– А еще гонят…
Я посмотрел на Макрейна долгим, ничего не предвещающим взглядом. Хорошего – ничего. Я знал, о чем шепчутся у меня за спиной. Да, я лично расстрелял пятьдесят одного правительственного ублюдка. И заложников, и террористов. Заложников – даже с большим удовольствием. Потому что понял – все они играли в одном спектакле. Одни хотели экзотианского протектората, другие – шли на прямую провокацию, чтобы разорвать планету пополам. Я смотрел на холодное тело Дьюпа, на весьма вольные отношения между заложниками и мнимыми террористами… Аннхелл был наш, имперский. Но в заброшенной канализации под городом так считала лишь горстка спецоновцев. Здесь, на Юге, всё оказалось так запутано…
Пятьдесят один человек лёг как один. Только рука затекла. Вопросы? Поаплодировали и сели. Да, трудно было. Да, замкнутое пространство. Из гэта – нельзя, сами бы потом задохнулись от жара и вони, а у импульсного – приличная магнитная отдача. Меня шатало, когда я вышел в проход и сдался Келли. Ну, может, и не от отдачи шатало. Пятьдесят, как один. И мальчишка какой-то. Последним. Я не буду больше стрелять в мальчишек.
– Не заводись, – сказал Лерон. – Я тебе не фрайсудья.
Как он догадался, о чем я думаю? Худой, что пугало… Смешанных кровей?
Об экзотианцах много чего говорят. Например, что им трудно стрелять в людей, потому что чувства их глубже и рельефней. Они не только видят агонию, но и сопереживают ее. С каждым. Я – сопереживал? Не помню.
Лерон усмехнулся, почесал свежую татуировку на бритом виске. Моя – не чесалась. Потом протянул через проход квадратную ладонь.
Я пожал.
Закрыл глаза. Если сейчас распахнется дверь, нужно падать и перекатываться вперед, потому что назад – некуда.
Террористы были мальчишками, заложники – взрослыми дядьками. Мне не по мозгам оказалось оценить той каши, которую они там варили. Но я понял – на Аннхелле нет своих и чужих, есть свои-свои и свои-чужие. Кровь смешалась там через одного, а у того, у кого не смешалась, просто времени недостало. И надо, чтобы не проиграть, резать всех потенциальных чужих в правительстве планеты, что я, собственно, и сделал. Думаю, генерал Мерис счастлив теперь. Он примерно этого от меня и хотел.