Дубровский: по мотивам фильма «Дубровский» - стр. 31
Снова зазвонил телефон. Владимир хотел сбросить, а после и вовсе выключить его к чертям, но звонившей оказалась Лара.
– Ну, и куда ты пропал? – спросила она, словно они и не ссорились вовсе. На заднем фоне стоял еле различимый гомон. – Чего вечером делаешь?
– К отцу еду.
– Ясненько-понятненько, – с нескрываемым разочарованием произнесла Лара.
– Лара, – сказал Владимир и сделал паузу в попытке сохранить спокойствие. – Лара, у меня папа при смерти, ты понимаешь?
Осознание того, что он взаправду может и не увидеть своего отца, может опоздать, накатило только сейчас.
– Ну я же не знала, – без всякого сожаления сказала Лара. – А когда обратно?
– Вот сейчас доеду, быстренько пристрелю его, чтоб не мучился, и сразу к тебе. Ты меня будешь ждать, малыш?
Лара что-то пробормотала. Послышались короткие гудки.
До Кистеневки было четыре часа езды. Дубровский сильнее вдавил газ. Остановят – и черт с ним.
Он гнал по трассе, а когда показался поворот на Кистеневку, вдруг почувствовал, что ужасно хочет спать. От недосыпа стало зябко, а веки потяжелели. За лесом стояла яркая зимняя луна.
Из-за поворота выплыла бензоколонка с припаркованной рядом фурой, вздымающейся над маленьким домиком, который при ближайшем рассмотрении оказался кафешкой со странным название «Дупло» – уместнее было бы назвать это заведение «Дыра». Дубровский вышел из машины – ноги и спину нещадно ломило, сердце глухо стучало в груди. Дверь кафе скрипела несмазанными петлями и неплотно смыкалась с косяком, впуская внутрь безостановочный поток холодного воздуха.
В помещении было темно. За одним из столиков клевали носом два грузных дальнобойщика в промасленных кепках. За стойкой сидела пухлая женщина, утопив лицо в ладонях.
Хлопок двери вытащил ее из полудремы.
– Можно кофе? – спросил Владимир. – Черный, три ложки сахара, с собой.
– Тары навынос нет, – ответила буфетчица, недовольная тем, что ее разбудили. Она сонно хлопала большими и довольно бессмысленными глазами.
– А на безвыноса есть?
Выплеснув в рот липкий от сахара кофе, Дубровский расплатился и выше. На улице совсем посветлело. До Кистеневки осталось всего ничего.
Владимир миновал знакомый пролесок, и вот на холме показалась деревня – покосившиеся домики, вызвавшие обрывки воспоминаний о детстве, отце, рыбалке и прочих проявлениях той жизни, которая давным-давно закончилась.
Наступило раннее утро. По единственной большой улице бродили люди, а сама Кистеневка напоминала раскуроченный муравейник. У дома отца стояла машина «Скорой помощи», и ее невыключенная мигалка заставила Владимира почувствовать себя еще хуже.