Другой день, другая ночь - стр. 41

– Никто и никогда не дает, сколько просят.

– Никто и никогда не соглашается на первое предложение. Мы выставили дом на продажу всего шесть недель назад. Давай посмотрим – а вдруг они дадут больше. Им же вроде понравился дом.

– Давай ты посмотришь, дадут ли они больше, – отвечает Эбби. – У тебя лучше получается торговаться.

– Не могу. Мне трудно звонить с работы.

Значит, этим тоже должна заниматься я, думает Эбби, закипая от злости. Почему все самое трудное достается мне, ведь я даже переезжать не хочу? Она уже собирается высказать это вслух, но сперва мысленно прокручивает диалог. Я отказываюсь звонить риелтору, мы с Гленном ссоримся, в итоге я почувствую себя виноватой и все равно позвоню. Гнев хотя бы заглушил панику. Но, несмотря ни на что, она слишком устала, чтобы бороться.

– Ладно. Только это затянет дело. А я думала, ты хочешь разъехаться побыстрее.

– Да, хочу, – говорит Гленн. – Однако самое важное – условия продажи.

– Понятно, – отвечает Эбби.

Ей так и хочется добавить: как ни смешно, я считала, что важнее наша семья.

Молли с Люком припустили вперед. Анна и Карен идут более размеренным шагом, читая надписи на надгробиях. Карен несет букет анемонов на могилу мужа.

– Жаль, что сейчас у нас не такая пафосная погребальная культура, как в викторианскую эпоху, – говорит Анна, беря Карен под руку. – Звучит не слишком ужасно?

Карен улыбается подруге.

– Ты всегда больше тяготела к готике. Только посмотри на себя.

Анна вся с головы до ног в черном, Карен – в одежде земляных тонов. Шел дождь, однако Анна в стильных кожаных сапожках на шпильках, а Карен – в резиновых калошах с ребристой подошвой, чтобы не скользить.

– Согласна, – улыбается Анна.

По обеим сторонам дорожки тянутся квадратные надгробия, почти на каждом – ангелы с воздетыми кверху руками и устремленными в небо глазами.

– Карен, не сочти за кощунство, но если случится так, что я уйду раньше тебя, я бы очень хотела большую статую с приличными крыльями и безмятежным взглядом.

– Посмотрим.

– Эвфемизмы вроде «упокоилась» или «почила вечным сном» можешь опустить. Достаточно простого «умерла».

«Скорбим и помним», – читает Карен. Ей нравится надпись.

Булыжная мостовая вскоре сменяется бетонированной дорожкой, от эффектных памятников девятнадцатого века они переходят к скромным крестам двадцатого.

– «Светлая память», – произносит Анна. – Кругом одно и то же. У них что, совсем было плохо с воображением?

Зря, наверное, я согласилась взять ее с собой, думает Карен.

– А ты у нас литератор прямо. Вряд ли Первая мировая давала много возможностей для полета мыслей.