Другой день, другая ночь - стр. 24
Спустя несколько дней после того, как они узнали новость, между ними состоялся разговор. Гленн, специалист по компьютерам, долгие часы прочесывал Интернет, и вместо того, чтобы искать группы поддержки или веб-сайты, где раскрывается сущность проблемы, откапывал лишь все самое бесполезное.
– Судя по всему, мы не сможем его брать с собой почти никуда – Каллума будет раздражать обстановка, он не сможет общаться с окружающими, – сказал Гленн.
В отличие от мужа, Эбби чувствовала облегчение и благодарность.
– Но это значит, что нам помогут. Мы знаем, как действовать.
Гленн меж тем продолжал рисовать мрачные картины:
– Похоже, он будет не в состоянии строить отношения. Никогда не сможет создать семью или удержаться на работе.
– С чего ты взял? Послушай, ему ведь всего два года!
– Думаю, нам нужно трезво смотреть на вещи.
Сейчас, вспоминая прошлое, Эбби лучше понимает, что происходило с Гленном: избавившись от розовых очков, он пытался объективно оценить будущее. Но тогда у нее складывалось ощущение, что он изо всех сил старается подавить ее оптимизм.
– Ладно, давай представим, что ему недоступны все эти гонки за быстрым удовольствием, составляющие культуру двадцать первого века. И что с того? Неужели это такая уж большая потеря? Да, возможно, он никогда не женится, не поймет, как работают банки, автобусы или магазины. Согласна, ничего здесь хорошего нет, но теперь мы хотя бы знаем, в чем причина. Мне кажется, очень большое значение имеет то, что мы сами думаем о его возможностях. Если мы дадим ему почувствовать, что он недостаточно хорош, это может усугубить положение.
– Вот, к примеру, он до сих пор даже не пытается научиться говорить. А даже если и заговорит, то, скорее всего, не будет понимать тонкостей языка. Что ты будешь с этим делать?
Разумеется, я хочу общаться с собственным ребенком, подумала Эбби. Какая мать этого не хочет? Очень жестоко напоминать об этом. Сдержав волнение, она промолвила:
– Я буду над этим работать.
Так и случилось. Постепенно Эбби поняла: Каллум не в состоянии постичь смысл даже простейших метафор, и в будущем, по всей вероятности, ничего не изменится. Она научилась тщательно обдумывать слова; никогда не говорила Каллуму, что «надорвала от смеха живот» или что ее «распирает от гордости» за него. Ее указания никогда не бывали расплывчатыми. Вместо «повесь пальто» она говорила: «Каллум, пальто на вешалку», и просила сиделок поступать точно так же.
– Нам никогда его не вылечить, – сказала она год спустя, когда Гленн, казалось, еще злился и горевал. – Надо смириться.