Другие барабаны - стр. 54
– Откуда это у вас? – спросил я, когда она встряхнула перед моими глазами куском пожелтевшего льна с золотыми прожилками. – Это никак алтарный покров!
– Это мои волосы, – сухо сказала пани Скайсте. – Мать остригла мне косы сразу после войны, смешала со льном, вышила эту скатерть и подарила нашему кунигасу. Кунигас давно умер, его сын нашел скатерть в церковном сундуке и сказал, что настоящая хозяйка этой тряпки – я и могу теперь забрать ее себе. Так и сказал: этой тряпки.
– Бесценная вещь, пани, этот ваш сын кунигаса просто не разглядел ее как следует. Подождете с деньгами до вечера? Я одолжу у приятеля пару сотен.
Мне страшно хотелось заполучить эту скатерть, я сразу задумал подарить ее тетке, она такое любила. В прошлый раз я передал ей с оказией вырезанного из осины страстотерпца и получил в ответ открытку: Abraça-me. Segure-me е пипса те deixe partir.
– У меня чайник недавно сгорел, – задумчиво сказала пани Скайсте. – Старый был чайник. Надо новый купить. Этого мне хватит, если пану не жалко.
– А вам не жалко своих детских волос? – спросил я, немного смутившись.
– Меня не спросили, когда косы остригли, – она поджала губы. – У моей матери, видно, были для этого причины. Может, у нее под рукой не оказалось ниток?
Мне была понятна угрюмая улыбка соседки, у моей матери тоже на все были причины, ей одной ведомые. Ее гнев был молчаливым, но полным отравы, как отвар болиголова, и я боялся его, как дети боятся знакомых предметов, преображающихся в темноте.
Помню, как я испугался, когда нас с теткой застукали в ванной, где на ней было только подобранное впопыхах полотенце, а я был бледен, будто Арес, барахтающийся в бронзовой сети. Мать повернулась тогда, не сказав ни слова, пошла к себе, заперлась и ходила там, бормоча и роняя вещи на пол. Тетка же, одевшись и высушив волосы, прошла мимо ее комнаты и стукнула костяшками пальцев в дверь:
– Юдита, в тебя полуденный бес вселился? Мы уходим гулять, придем поздно.
Мать не ответила, но ходить за дверью перестала.
– Маменька сочла сливы, – сказала тетка насмешливо. – Одевайся, Косточка, и выведи меня отсюда, ради Бога, на чистый воздух.
Хотел бы я и сам выйти отсюда на чистый воздух, в камере пахнет, будто в курятнике на нашем хуторе в Друскениках, окно открывать не разрешают – второй день идет снег, валится толстыми хлопьями, будто пух из ангельских перин. Охранник сказал, что последний раз он видел снег в январе две тысячи седьмого, и с ухмылкой добавил, что бумажный пакет пригодится мне для сегодняшней прогулки.
В тот вечер в Капарике я тоже бродил по окрестностям с чем-то вроде camisinha на голове. Зонтика в коттедже не нашлось, так что я взял во дворе пластиковую корзину, в которой плавали малярные кисти, выплеснул воду и вышел под дождь, держа корзину над собой. Дождь показался мне ледяным и ядовитым, наверное, оттого, что я со страху выкурил две самокрутки подряд и стал необычайно ко всему чувствительным.