Другая история. «Периферийная» советская наука о древности - стр. 43
Возникает подозрение, что даже в случае обнаружения следов фабричного производства автор смог бы интерпретировать эти данные в удобном для себя ключе.
Правда, можно отметить интересную находку в плане защиты концепции с помощью трактовки Маркса: в одной из своих работ Богаевский определяет период 1500–1000 гг. до н. э. в ряде регионов (долина Инда, Китай, Микены и Крит, Этрурия) как «время становления складывавшейся ранней классовой борьбы в условиях образования особых, но еще не противоположных, т. е. не антагонистических классов, когда укреплявшаяся в своем значении семья выступала против начавшего препятствовать ее развитию рода»183. К этому отрывку дана сноска на примечание Энгельса к переизданию «Манифеста Коммунистической партии» от 1888 г.: «С разложением этой первобытной общины начинается расслоение общества на особые и в конце концов антагонистические классы»184.
Но это в любом случае сомнительное завоевание, которое может придать уверенности в построениях вопреки их слабой фактической базе. Показательным примером является одна из рецензий Богаевского на книгу-отчет полевого археолога. Опираясь исключительно на данные из этой же книги и свои собственные идеи, он дает полностью иную интерпретацию результатов раскопок зарубежного исследователя185.
Само собой, все это уже тогда вызывало достаточно критическое отношение, но Богаевский старался создать вокруг себя точки опоры, примыкая теперь к Бухарину, сотрудничая со своим учеником (который после станет деканом факультета истории и теории искусств Всесоюзной академии художеств) А. Н. Дальским, поддерживая В. В. Струве. Отношение к коллегам, которые были ниже его статусом, было совсем иное. О. М. Фрейденберг рассказывала о конце 1920‐х гг.:
Познакомившись со мной, он откровенно мне сказал, что до сих пор игнорировал меня, как креатуру Жебелёва, своего антипода; но, если я пожелаю с ним работать и получить научную близость к нему, он меня примет на определенных условиях. И тут же цинично выговорил эти условия: я должна три года работать на него. Эту благородную черту я знала за Богаевским и раньше: он имел приближенных, еще не вышедших в свет молодых научных работников, которых эксплуатировал вплоть до удержанья их жалованья (двое из них подавали на него в третейский суд, если не ошибаюсь, Пассек и Латынин), а он зато рекламировал и продвигал их по выслуге лет186.
Нужно думать, со временем эти черты могли только усилиться.
В середине 1930‐х гг. концепция получила частичное признание – ее с оговорками поддержали Тюменев (который считал неправильным отрицать дорийское завоевание) и Н. М. Никольский – оба говорили о наибольшей вероятности понимания крито-микенского общества как позднеродового