Друг мой Славка - стр. 3
На следующий день сижу дома – всё из-за того, что доорался на улице, ирод, и сорвал глотку. Проклятые сопли, так настойчиво вчера не хотевшие меня покидать, теперь бегут из носа ручьём, растекаются по подбородку и мешают дышать. Простуда. Какой же долгий этот день! Встал, умылся, пошёл завтракать. Бабушка, как безнадёжно больному, с утра пораньше напекла оладьев. Спрашивает – вкусно ли? А кто его знает – горло обложило, от таблеток сухость во рту. С таким же успехом можно вату жевать, всё одно вкуса не чувствуется… Поиграл. Скучно. Обед, снова таблетки и спать. Дневной сон, будь он неладен! Какой может быть сон, если нос не дышит и, кажется, температура полезла! И горло болит… А, раз болит горло, надо пить кипячёное молоко. С топлёным салом и сахаром. Гадость! Я с недавних пор кипячёное молоко вообще ненавижу, уж лучше двойную дозу рыбьего жира, там хотя бы пенок нет… И ещё градусник тебе пихают. Подмышку. Холодный. Пихают, ты дёргаешься от его холода, а тебя пугают, что там ртуть – разобьёшь и все погибнут, дом расселят и даже вещи не разрешат забрать! Почему? Потому что ртуть!
Встали, поиграли. Сегодня какие-то абсолютно скучные солдатики – не хотят играть и всё тут! И машинки ездить не хотят. А пистолеты стрелять отказываются! Книжку почитать? Тоже скучная книжка – не хочет читаться и картинки в ней неинтересные…
Вечер. Мама пришла с работы. О чём-то разговаривают с бабушкой:
– Ты сама это ему делай, я боюсь!
– А поможет?
– Себя вспомни, сколько раз лечили?
– Хорошо, ставь на плиту!
– А-а-а-а-а! Мамочки!
Последнее – это уже я. Дышать над картошкой! Для тех, кто «не в танке»: на плиту ставится кастрюля с картошкой, картошка с кожурой, т.е. «в мундире». Когда вода в кастрюле закипит, и картошка немного поварится, тебя наклоняют почти вплотную над кастрюлей, накрывают полотенцем и заставляют дышать картофельным паром.
Во время этой процедуры мне почему-то на ум всегда приходила старинная литография из большой книги по искусству, привезённой отцу в подарок из ГДР, где черти варят грешников в огромном котле. На литографии нарисован, видимо сильно накосячивший при жизни грешник, которого ярко красный чёрт с вилами толкает к котлу, чтобы через мгновение бросить в бурлящий кипяток. Чёрт хохочет, а грешник плачет.
Во время картофельных ингаляций я всегда ассоциировал себя именно с этим бедным грешником, который стоит на краю котла в какой-то грязной драной тряпке вместо трусов и от страха даже не может сопротивляться. А красный чёрт, ехидно улыбаясь, тыкает его в задницу огромными вилами. Но я ведь не грешник! Я ведь ещё совсем маленький! И грехов у меня ещё нет! Разве может считаться грехом то, что я неделю назад сломал у отца авторучку, которую ему откуда-то привезли в качестве презента и не сознался в этом? Или, разве это грех, что я слопал все конфеты из мешка, не дождавшись остальных? И уж точно не грех то, что отломал руки двум оловянным солдатикам – это была война, а она, как известно, без жертв не бывает… Но чёрт, в лице собственной мамы, настойчиво толкает меня в спину, наклоняет над бурлящей кастрюлей и, накрыв полотенцем заставляет дышать паром…