Древнейший - стр. 41
– Все мужчины на войне, потому и деревни пустуют, если только их не сровняли с землей, – напомнил Доусон, но Гвидра не смутилась.
– Такова жизнь, – отозвалась она. – Те, кто придет сражаться за Гвидру, будут отстаивать и свой завтрашний день. Оставшись на юге, они неминуемо попадут в армию либо Делавала, либо Этельберта. Каков бы ни был исход той войны, разве семьи этих солдат в чем-то выиграют? Ни в Палмаристауне, ни в любом другом городе ничего не изменится. Эти помещики – два сапога пара. Они воюют только за собственную выгоду, а никак не ради процветания или безопасности народа. А здесь собрались враги моей армии – гоблины и ледниковые тролли.
– И люди, – заметил Доусон.
– Варвары, – поправила Гвидра. – Какие же они собратья народу Хонсе? Нельзя так называть и тех, кто при малейшей опасности переметнулся во вражеский город.
По всей видимости, у Доусона не осталось возражений.
– На заливе штиль, корабли ждут. – Гвидра глядела на него в упор и победоносно улыбалась.
– В часовню Абеля?..
– Неплохо было бы начать с нее, – заметила Гвидра. – Там знают о нашем положении и не позволят, чтобы Бедден безраздельно властвовал над Вангардом. Пусть они направят вас в города, где еще не успели побывать вербовщики Делавала.
– Если владыка Делавал прознает о том, что я краду людей у него из-под носа… – забеспокоился Доусон.
– А мы ему не скажем!
Воин беспомощно улыбнулся. Когда леди Гвидра принимала решение, переубедить ее было нелегко.
– Они отзовутся, – заверила его она. – У тебя получится их убедить.
Доусон Маккидж прекрасно знал, что стоит за этим «убедить», но, еще раз оглянувшись на останки Тетмола, от которых бросало в дрожь, не раздумывая выбрал из двух зол меньшее. Требовалось серьезное подкрепление, чтобы эта проклятая картина как можно реже представала бы перед ним.
Он снова упал. В четвертый раз. Кадайль бросилась на помощь, но Брансен упрямо отмахнулся. Дрожа и дергаясь, он сумел сперва перевернуться на живот, затем встать на колени. Сочувственный и взволнованный взгляд, которым обменялись Кадайль и Каллен, весьма раздосадовал молодого человека, однако он не подал виду.
Они держали путь из Делавала по дороге, ведущей на северо-северо-запад, вдоль величественного водного пути, недавно переименованного в Мазур Делавал. Северо-восточный берег реки считался цивилизованным, но дорога, вернее сказать – колея, никак не соответствовала этому эпитету. В районе, не тронутом войной, всего в трех днях пути от столицы они шли по неровному, грязному месиву, которое трудно было назвать дорогой. Этот путь, испещренный узловатыми корнями больших ив, мог сбить с толку даже самого осторожного путешественника, что уж говорить о Брансене, давшем себе слово не вынимать душевный камень из кармана; для Брансена каждый шаг превращался в настоящее испытание мужества.