Дорожная традиция России. Поверья, обычаи, обряды - стр. 35

О. В. Голубкова, исследовавшая кресты на Севере, в том числе у коми-зырян, тоже указывала, что кресты бывали при дорогах, при въездах в деревни, на пути, ведущем к местному кладбищу. Они как бы прикрывали подъезды к селениям, не пропуская «лешаков» и прочую нечисть, «ходячих» покойников, болезни людей и скота. Кроме того, придорожные кресты (и тряпочки-подношения с вышитыми на них крестиками, которые развешивались на них), возможно, могли восприниматься и как своего рода памятные намогильные знаки. По словам информанта, «эти тряпочки с крестиками – памятки похороненным здесь от родственников, которые живут далеко и не могут навещать родные могилки. Проходя мимо, посторонние люди увидят крестики, и от этого души умерших чувствуют, что родные о них помнят»[128]. Сходные наблюдения сделаны Н. М. Ведерниковой в ином месте европейского Севера – в архангельском Кенозерье и И. А. Филипповой на берегу озера Пустого в Верхнеуральском районе Челябинской области, где в Девятую Пятницу собираются верующие для поклонения Табынской иконе Богоматери[129].

Наблюдавшие за «культурным ландшафтом» Пинежского района Архангельской области А. А. Иванова и В. Н. Калуцков подсчитали, что наибольшее количество таких местночтимых народных святынь, как часовни и кресты, было расположено именно при дорогах, а находившиеся в деревнях, в полях, лесах, при реках и в иных местах часовни и кресты численно им уступают[130]. И в других изученных ими местах Русского Севера «дорожных» (по их определению) крестов бывало множество. С их помощью «освящалось» пространство[131]. Вообще у восточных славян обычай ставить обетные кресты (как и часовни) на перекрёстках и распутьях хорошо известен[132]. Придорожные часовни, как замечала изучавшая их в Кенозерье Архангельской области Г. Н. Мелехова, «видимо, родственны памятным и обетным крестам…»[133]

А. И. Куприн в рассказе «Лесная глушь» (1898) передавал впечатления от охоты в Полесье. «Нам оставалось до деревни не более полуверсты, и мы подходили уже к большому деревянному кресту, стоявшему на пересечении зуленской и печаловской дорог. Эти кресты, с прибитыми наверху их, сделанными из дерева орудиями страданий Христовых – копьём, лестницей, молотком и тридцатью сребрениками, – всегда можно увидеть на перекрёстках полесских дорог. Снизу на эти кресты молодицы и девки вешают сшитые ими по обету пёстрые фартуки и полотенца, что придаёт кресту своеобразный – дикий и живописный вид»[134].

Сибирский историк В. Н. Курилов, обнаруживший в «Дозорной книге Тюмени и Тюменского уезда» (1700) свидетельство о воздвигнутом в XVII в. в Тюменском уезде на пересечении дорог деревянном кресте, высказал предположение, что этот крест не был ни обетным, ни поклонным. То есть он вообще никак не ассоциировался с сакрально-религиозной сферой. «Всё было проще: это была выразительная веха на развилке дорог». Мотивация установки старинного придорожного креста виделась ему как вполне светская и функциональная – просто «выразительная веха» на распутье. Курилов, однако, признавал, что такого рода кресты становились почитаемыми, хотя это, по его мнению, уже вторичное явление