Дороги скорби - стр. 37
В тот час, когда деревенские мужчины решили дать отпор сыновьям барона Грошевых земель и пролили свою кровь на сухую, позабывшую о дожде, но помнящую дыхание огня землю, Лу-ух услышал голос старухи и, стоя посреди избы, не сводил глаз со спящего мальчика. Лу-ух смотрел на старуху, по морщинистому лицу которой текли слезы, но она была ему неинтересна. Копытом он едва коснулся лица спящего, и тот, открыв глаза, вышел из собственного тела.
– Идем, Волдо, – произнес баран и, мотнув головой, указал рогами на запертую дверь избы. – Идем, друг.
Волдо был знаком с Лу-ухом. Каждый ребенок знал черно-белого барана с золотыми глазами и был его лучшим другом, но каждый, просыпаясь, забывал о случившемся, и их знакомство повторялось раз за разом. Лу-ух дарил детям того времени ту роскошь, которую мог подарить своему чаду далеко не каждый родитель – счастье. Пусть скоротечное, но настоящее.
– Ты Лу-ух?
– Да.
– Бабушка рассказывала о тебе.
Лу-ух вновь посмотрел на старуху и вспомнил, как катал ее на своей спине по хладным гладям рек над ночным небом. Вспомнил звонкий смех совсем еще юной Иренки, но, переведя свои бараньи глаза на мальчишку, всем своим видом показал, что бабушка Волдо больше ему не интересна.
– Когда-то, – проблеял баран, – мы дружили с ней.
– Вы поссорились?
– Нет.
– Тогда почему вы больше не дружите?
– Она предала меня, – ответил Лу-ух, направляясь к двери. – Она отвернулась от меня.
– Бабуля сделала тебе больно?
– Да.
Он шел за бараном и уже на улице схватил Лу-уха за рог.
– Прости её! – произнес Волдо. – Она не нарочно!
– Поздно, – баран смотрел сквозь молочную пелену сна, которую разлил по проселочной дороге, дабы Волдо не видел изуродованные тела своих односельчан. Дабы ребенок не видел, как младший сын барона-самозванца колотит голову уже мертвого Урлика камнем. – Идем, друг. Нас ждет путешествие по местам, которые без меня ты никогда не сможешь увидеть.
– Я никуда не пойду, Лу-ух.
Баран замер. Сыновья барона пошли по домам, дабы отыскать и отобрать последнее. Они называли это налогом, и Лу-ух не понимал значения сего слова.
– Никто не отказывается от путешествия, – произнес он и ударил копытом. – Почему, мальчик?
– Потому, что ты не говоришь, в чем виновата моя бабушка. Если вы враги, то и ты мне враг.
– Это не так, дорогой мой. Если я скажу, ты пойдешь?
– Да.
– Почему тебе это так важно?
– Потому, что я люблю бабушку.
– И я любил.
Лу-ух смотрел сквозь Волдо на избу, дверь которой была выбита ударом ноги. Сик, сжимая в руках меч, ввалился в дом Иренки, и кровь стучала в его висках, словно барабаны войны.