Дорога надежды - стр. 58
Вопли Рут Саммер стали причиной громкого скандала, но тогда – было ли в ней нечто такое, что внушало судьям страх и на что они не осмеливались посягнуть? – они наказали ее, задержав ее родителей. Мать, которую подвергли унизительному бичеванию плетьми на рыночной площади, скончалась несколько дней спустя. Она сгорела в лихорадке от гнойного воспаления ран на спине.
Отца же Рут приговорили к отсечению уха – обычное по существующему закону наказание за первое правонарушение. В случае повторного проступка лишались второго. Приговор не был приведен в исполнение. Накануне Рут сообщили о том, что ее отец, оступившись на тюремной лестнице, упал и проломил себе череп.
Нужно было бежать. На Рут Саммер внезапно снизошли сила и решительность.
Она убедила большинство членов Общества Друзей отправиться на север и собственноручно подожгла их бывшие дома.
Как мы знаем, в Салеме она отрекалась от «своих» вплоть до того зимнего морозного дня, когда… «увидела Номи Шипераль».
А теперь история Номи.
– Я увидела ее в самый первый раз, когда она по шею сидела в ледяной воде пруда, а ее бледное лицо казалось большой кувшинкой на поверхности, – рассказывала Рут. – Они, стоя у леса, ждали, распевая псалмы, когда дьявол вылетит из ее рта. Да, ее рот был и в самом деле приоткрыт, ведь она умирала. Бедняжка… Что мне оставалось, как не спрыгнуть с двуколки и не броситься к ней, чтобы вырвать ее из мрака могилы? Лед уже стягивался вокруг ее шеи подобно железному ошейнику, и когда я вытащила ее на берег, единственная покрывавшая ее тело рубашка заледенела, а длинные волосы стали ломкими на концах, как стекло. Я поцеловала ее в губы, – продолжала Рут Саммер, – в ее посиневшие, холодные губы. Мне так хотелось вдохнуть в нее свое дыхание, свое живое тепло!
Рут не стала терять время и возиться с таким же задубевшим от мороза узлом толстой веревки, которую повязали девушке под мышками и соединили с закрепленным на ветке дерева бруском, что позволяло им время от времени поднимать ее над водой и проверять, по-прежнему ли зло сидит в ней, или же его можно считать окончательно изгнанным.
Сбегав к двуколке за ножом, молодая фермерша ограничилась тем, что обрубила веревку и, взвалив Номи Шипераль на спину, отнесла ее к своей хижине.
– Ну и досталось мне из-за этой хижины! – засмеялась она, качая головой. – Во-первых, эта лачуга находится не в лесу, как все повторяли, а на опушке… Явился муж, до которого дошли слухи о скандале. Я запретила ему переступать порог этого убежища, оно стало священным, только моим. Он это понял и удалился. Тогда я выложила вокруг дома круг из камней, через которые никто не имел теперь права переступать. Этот поступок их почему-то жутко напугал. Никто, кажется, не желает признавать неотъемлемого права каждого человека на то, чтобы время от времени и в зависимости от обстоятельств оградить себя от невыносимых посягательств или переждать их.