Дорога надежды - стр. 43
Пронзительный детский плач сверлил ей виски, прорываясь сквозь назойливую и изнуряющую суету призраков, плач напуганной до смерти девочки, зовущей мать. Анжелика узнала голос Онорины. Онорины, о которой она позабыла, которую оставила одну, Онорины, которую королевские драгуны вот-вот бросят в огонь или на пики.
Она увидела, как та пытается вырваться из их тисков, как ее волосы развеваются на ветру, такие же огненно-рыжие, как у отвратительного Монтадура, такие же красные, как ужасные островерхие шляпы королевских драгунов. Хвосты, приделанные к шляпам, непристойными языками извивались вокруг мерзких рож рейтаров, одержимых жестокой и порочной жаждой погубить ребенка, выброшенного из окна горящего замка.
Она страшно закричала, и то был крик агонии.
И в тот же миг воцарилась тишина, и она увидела, что находится в спальне дома миссис Кранмер.
Она была в Салеме, американском городке, чье название означает «мир», но чьи жители в мире не живут никогда.
Она прекрасно узнавала эту спальню, и ей было странно видеть ее в таком необычном ракурсе, довольно-таки забавном. Ибо она воспринимала все, как если бы обозревала комнату с балкона верхнего этажа.
Кровать в углу, сундук, секретер, небольшой столик, кресло, зеркало, квадраты ковров – и все это смещено, сдвинуто со своих мест потоком людей, которые входили, устремлялись куда-то, заламывали пальцы, руки, выходили, казалось, звали кого-то, кричали. Однако этот нелепый танец, воспринимавшийся через призму приятной тишины, не раздражал ее, поскольку она хотела постичь смысл происходящего. Наконец она заметила, что это немое движение постоянно происходит вокруг двух точек: кровати в глубине алькова, на которой она различала распростертую женщину, и стола в центре комнаты, на котором стояло что-то вроде корзины с видневшимися в ней двумя маленькими головками.
Две розы в корзинке.
Она поняла, что некое чувство ответственности притягивало ее к этим бутончикам, розовым пятнышкам, таким зыбким и таким нежным, приникшим друг к другу, таким разумным, таким одиноким, таким далеким.
«Бедные крошки, – подумала она, – я не могу покинуть вас».
Она сделала над собой усилие, чтобы приблизиться к ним, и этим разорвала тишину, вторглась в какофонию оглушительного шума и грохота, вспышек молнии и раскатов грома, рассекавших темноту, испещренную потоками проливного дождя.
Сердце ее едва не разорвалось от радости. Она увидела его, широкими шагами идущего сквозь порывы ветра, разметавшего полы его плаща. Значит, ей не приснилось! Она знала, знала, что нашла его и что они вдвоем направляются теперь через потоки дождя в Вапассу. Она воззвала к нему сквозь грозу: