Дорога надежды - стр. 40
Под ласковыми руками ангела, длинными и полупрозрачными, она распустилась как цветок, распахнула большие темно-голубые пронзительные глаза и, казалось, благодарно улыбнулась. Она вежливо приняла грудь, сосредоточенно пососала, терпеливая, смышленая, цепкая. Ее брат-близнец, которого ангелы снова взяли на руки, безмятежно спал. И отнюдь не неверному отблеску свечей он был обязан появлением розового румянца на своих еще совсем недавно мертвенно-бледных щечках.
– They live! They suck! – слышалось отовсюду.
Все вокруг весело гудело, удивлялось, страшилось, гул то усиливался, то стихал, кружа над постелью.
«Уж не пьяна ли я?» – спрашивала себя Анжелика.
В самом деле, она ощущала себя во власти какого-то странного опьянения. Полог над кроватью качался, лица кривились, звуки то пропадали, то вдруг с резким шумом вновь появлялись словно ниоткуда. Да, она была пьяна, пьяна от несравненного эликсира – радости вновь обретенного, нежданного уже счастья, от торжества жизни над смертью.
У нее стала подниматься температура. Она узнала симптомы болезни, которая, с тех пор как она побывала на Средиземном море, порой вновь нападала на нее. Скоро ее охватит жар, затем пронзит ледяной холод. Пока же головокружение в сочетании с безмерной радостью не было ей неприятно.
Она увидела, как двое ангелов склонились над ней, и только тогда заметила, что пятно на месте сердца было не пятном крови, а неровно вырезанной и грубыми стежками пришитой к черной ткани их одежд заглавной буквой А.
«Их платья из обыкновенной саржи», – решила она.
Затем спросила:
– Я что-то выпила?
Но на восхитительных лицах серафимов отразилось замешательство. Она услышала долетающий до нее как бы из глубокой темноты мужской голос, его голос, переводивший ее вопрос на английский язык. Два светловолосых ангела отрицательно покачали головами. Нет, ей ничего не давали выпить.
– Но давно уж пора позаботиться и о тебе, бедная сестра, – сказал старший ангел с таким нежным сочувствием, что Анжелика ощутила внезапный упадок сил, почувствовав себя еще более слабой и потрясенной, чем раньше.
Под спину ей подоткнули перьевую подушку в наволочке из тонкого чистого полотна. Она откинулась на нее, и над ней сомкнулись волны покоя и блаженства. Скоро она отправится в последний путь и наконец встретится с ними, теми посланцами своего детства, что предсказали ей некогда «прекраснейшую из жизней на земле».
Однако, вспомнив в последнее мгновение о том, что она значила на земле и для любящих ее близких, и для всех тех, кого она знала или пока еще не встретила, живших своей жизнью, она нашла в себе силы прошептать как обещание: