Дорога на Стамбул. Часть 2 - стр. 10

Глава вторая. Деревня Загорица. 3 сентября – 13 сентября 1877 г.

1. Осип смутно помнил как старая болгарка забрала его одежду, как ему дали щёлока и он долго мылся над огромным медным тазом. За дни штурма Плевны он так вымотался, что двигался механически, не всегда понимая, что делает. От нечеловеческой усталости даже боль в вывихнутых суставах притупилась. Он спал несколько суток подряд, просыпаясь только от того, что Петко тряс его за плечо:

– Просыпайся, брат. Нужно повязки сменить Он бережно перебинтовывал Осипа. Молчаливая некрасивая девушка, вероятно сестра , выносила корзинку с гнойными и кровавыми бинтами.

– Отлично. Отлично – приговаривал Петко, умело, перевязывая рану, – Затягивается как на собаке.

– Ты то как?

– Я отлично! Очень хорошо.

Но все было не так, как он говорил и после перевязок, ради которых он приползал к Осипу, Петко лежал в забытьи.

Какие то молчаливые улыбчивые женщины приносили Осипу еду. Он ел что то непривычно острое и вкусное. Всегда в изголовье стоял кувшин с чистой водой и кувшинчик с вином. Окончательно проснулся казак только через четверо суток. Он, словно впервые, увидел деревянные, будто внутренность сундука, гладко выструганные, дощатые стены и потолок , комнаты. Расписные глиняные и медные кувшины на полках, стершийся от старости узор на потолке.

Голова его была странно легкой. Осип потрогал ее рукой и вспомнил, как его остригли наголо. Он не возражал, понимая что завшивевший его чуб добавляет не красоты, а сраму. Осип и сейчас покраснел, вспоминая каким «неисправным», грязным и немощным, окровавленным и вшивым попал он в этот дом.

На сундуке лежала его чисто выстиранная и прошпаренная и залатанная одежда. На стене красовался аккуратно заштопанный мундир с георгиевским крестом, вокруг него была сделана розетка из розовой шелковой ленты. Осип улыбнулся наивности этого украшения. И от этой ленточки повеяло таким домашним, далеким… Вспомнилась ему и Жулановка и Настенька, заботливо укладывавшая пирожки в его походные торока. И вдруг впервые за два года впервые ему захотелось домой. "А где он, дом –то?" – подумал Осип и шевельнулась в душе привычная, заглушенная войною, тоска: – В доме матери, считай, и не жил никогда, в доме Калмыковых тоже не свой. И толкнул бесенок сомнения – а уж не от этого ли бежал ты на войну Осип Алексеевич ? Не потому ли что в мирной жизни ты – кругом сирота и нет тебе места, а война – мать родна, всяк казак на ней сгодится. И болгары тут не при чем. Не освобождать ты летел, а от себя освобождаться! Да нет же! Не стоило идти на такой страх и смертный ужас, только потому, что в миру сирота. Уж как – нибудь приспособился бы там, обтерпелся…