Дон Кихот Ламанчский. Том I. Перевод Алексея Козлова - стр. 81
Пусть стонут и кричат, и пусть глухие стоны
Подхватят стражи чёрных адских врат.
И будет выть треглавый пёс Плутона,
И свора опечаленных химер
Разбудит в подземельях жутких тварей.
Не должен звать иного славословья
Тот, кто несчастной страстью поражён!
О песнь моя! Замолкни! Не грусти!
Ты выполнила свой природный долг!
Ведь женщина, явившая мне лик
За пять минут до смерти неминучей
Моим концом довольна – и вполне!
Это очень понравилось всем слушателям, которые очень внимательно слышали песню Гризостома, однако тот, кто читал ее, по завершению чтения сказал, что её портрет, нарисованный Гризостомом не очень похожа на рассказы окружающих, которые в один голос утверждали о примерной скромности и доброте Марцелы, и здесь Хризостом явно предвзято жалуется и ревнует её, раздувая свои бесплодные подозрения и отсутствие чести, и всё это в ущерб мирному нраву и доброй славе Марцелы. На что Амброзио, который был посвящён в самые тайные мысли и намеренья своего друга, сказал:
– Чтобы вы, любезный господин, были вполне удовлетворены, и ваши сомнения окончательно были рассеяны, что, несомненно, будет способствовать всеобщему благу, я должен сообщить вам, что вы и сами, я думаю, прекрасно знаете, что, когда этот несчастный написал эту песню, он был в разлуке с Марцелой, и был в разлуке, надо подчеркнуть, по своей воле, надеясь, что это разделение в конце концов расставит все точки над «i» в их отношениях, но поневоле столкнулся с тем, что влюблённого человека, а тем более находящегося в разлуке с объектом его любви, поневоле начинают допекать смутные подозрения, уколы ложной ревности и даже тайная неприязнь, находящая порой совершенно ложные доводы и мотивы. Понятно само собой, что добродетели Марцелы никак при этом не могут пострадать, и они никак не пострадали, они остались её собственностью, что не умаляет того неоспоримого факта, что она чрезмерно жестока, дерзка в общении и порою невыносимо надменна, а в остальном ни зависть, ни самая непримиримая ревность не могут её ни в чём обвинить!
– Это правда! – согласился Вивальдо.
И, желая прочитать еще одну рукопись, из тех, которые были спасены от огня, он вынужден был отложить её, ибо перед ним явилось прекрасное видение, которое он сначала принял за мираж и обман зрения, и это было то, что маячило на вершине скалы, под которой была выкопана могилаю Видение оказалось пастушкой Марцелой, настолько прекрасной, что её красота перебила все слова, превозносившие её красоту. Те, кто до этого не видел ее, теперь смотрели на нее с восхищением и в глубоком молчании, а те, кто уже привыкли видеть её, были не менее взволнованы, чем те, кто никогда не видел её. Но едва увидев ее, Амброзио с гневным выражением на лице сказал: