Дон Кихот Ламанчский. Том I. Перевод Алексея Козлова - стр. 66

На этом пастушья песнь завершилась.

И хотя Дон Кихот умолял пастушка спеть ещё что-нибудь, Санчо ни в какую не соглашался с ним, потому ему больше хотелось спать, чем слушать песни, и он сказал своему хозяину:

– Ваша милость, уже пора укладываться спать, почти всю ночь мы тут куролесим, эти люди не для того работают целыми днями, чтобы распевать по ночам!

– Я понимаю тебя, Санчо, – ответил дон Кихот, – и вижу, что постоянные визиты к винному бурдючку удовлетворяются в большей степени сном, чем музыкой!

– Всему воля Божья! И всякому – своё! – ответил Санчо.

– Я не отрицаю этого! – возразил Дон Кихот, – Ты, Санчо, располагайся там, где тебе будет угодно, моей же профессии более подобает ночное бодрствование, чем сон. Но при всём этом было бы неплохо, Санчо, чтобы ты снова занялся моим ухом, и снова перевязал его, потому что оно ноет нестерпимо!

Санчо сразу же принялся перевязывать ухо Дон Кихота, но один из козлопасов, увидев внезапно рану, сказал, что у него есть прекрасное средство, которое быстро её вылечит. И, взяв несколько листьев розмарина, из тех, какие росли вокруг, он стал жевать их, а потом смешал с небольшим количеством соли, и приложив эту жвачку к уху Дон Кихота, перевязал его очень хорошо, убеждая всех, что в другом лекарстве никакой необходимости не возникнет, и его слова впоследствии оказались совершеннейшей правдой.

Тут явился ещё один слуга, из тех, которые приносили им из селения провизию, и сказал:

– Вы знаете, что произошлов деревне, товарищи?

– Откуда нам это знать? – ответил один из них.

– Тогда знайте, – продолжал слуга, – что сегодня утром умер знаменитый пастух-студент по имени Гризостом, и поговаривают, что умер от любви к этой отвратительной девке Марцеле, дочке Вильгельма богатого, которая любит щеголять в пастушьей одежде по нашим чащобам!

– Из-за Марцелы, говоришь? – переспросил один из пастухов.

– А то как же, – ответил козопас, – И как ни удивительно, он заповедал в своем завещании, чтобы его похоронили в поле, как если бы он был Мавр, и обязательно у подножия скалы, под большим пробковым дубом, ибо и до того было известно, да и он сам нередко подтверждал это, там было место, где он встретил её в первый раз. И он также завещал и другие вещи, такие, про какие святые отцы сказали, что они не могут быть исполнены, и хорошо, что они не будут исполнены, потому что они попахивают языческими обрядами. На всё это его великий приятель Амброзий, тоже студент, который также одевался вместе с Гризостомом пастушком, теперь заявляет, что следует в точности исполнить всё, ничего не пропустив, что повелел Грисостом, и в деревне по этому поводу творится великий переполох и возмущение. Но, к тому, что сказано, можно добавить то, что Амброзий и все пасторы, его друзья хотят, и завтра они пойдут хоронить его с великой помпой там, где я сказал – в чистом поле. Я, по крайней мере, обязательно пойду туда, если узнаю, что завтра не надо будет разносить еду.