Дон Хуан - стр. 15
Я не успел ответить. Машина уже мчалась с безумной скоростью, пересекая незнакомые мне улицы, неведомые места, и из-за этого я чувствовал растущее раздражение. Некоторое время спустя Лепорелло обернулся, ехидно глянул на меня и бросил:
– Не бойтесь, я не собираюсь вас умыкнуть. Мне это ни к чему.
Машина остановилась на старинной улице, перед домом, который, если судить по фасаду, был построен в XVIII веке. У дома мы увидели черный «роллс» – внушительный, пустой. Лепорелло подошел к нему, открыл дверцу и стал в буквальном смысле обнюхивать все внутри. Потом зажег электрический фонарик, нагнулся, поднял что-то и протянул мне. На все – на обнюхивание, на поиски с фонариком и на то, чтобы нагнуться, – у него ушла уйма времени. Столько потребовалось бы близорукому сыщику-профессионалу, взявшемуся обшарить машину, перевернуть там все вверх дном и в результате найти в углу, между сиденьем и спинкой, клочок скомканной ткани.
– Платочек Сони. А потом жалуются, что полиция раскрывает убийства. Какие замечательные у нее духи!
Я напомнил ему, что, возможно, в этот самый миг его хозяин истекает кровью.
– Да не беспокойтесь вы, он не умрет!
Лепорелло поднес платочек к носу и глубоко вдохнул. Казалось, он от всего отрешился, и, если бы я не заметил хитрого огонька в его зеленых смеющихся глазах, я бы поверил, что в аромате духов он нашел свое счастье и хотел бы растянуть это мгновение на всю оставшуюся жизнь – а потом умереть.
– Вы только понюхайте, понюхайте. Вот она, тайна Франции – то, чему вы, испанцы, завидуете, потому что вам этого никогда не достичь. В этих духах – всё, хотя лично вы, надо думать, предпочитаете отыскивать тайну Франции в поэзии. Но ведь разницы-то нет никакой. Французская поэзия и французская парфюмерия – вот две формы, в которые вылился триумф алхимии. – Он улыбнулся, словно извиняясь за невольную оговорку. – Я имел в виду химию.
– Ваш хозяин, верно, уже умер.
– Да нет, от лишней пули ему особого вреда не будет. В него столько раз стреляли… пулей больше, пулей меньше… А ведь он встретил бы смерть с радостью!
Не дожидаясь ответа, Лепорелло шагнул в ворота, а я, все сильнее досадуя на себя, последовал за ним, словно ворота были входом в сновидение, где все элементы по отдельности оставались реальными, но связь меж ними лишалась какой бы то ни было логики. А досадовал я, вернее даже негодовал, потому, что во мне рушилось нечто очень важное, иначе говоря, теряла опору и зависала над пропастью моя привычка стараться все уразуметь, во всем отыскивать причинно-следственные связи. Осмотр машины, рассуждения по поводу найденного платочка и, разумеется, время, потраченное на гимн духам, напоминали, на мой взгляд, лирический дивертисмент или паузу, снимающую напряжение и искусно введенную в острое и стремительное драматическое действие.