Домодедовские истории (сборник) - стр. 19
Они, так же втроем, Славку привезли из Москвы. С вещами, шахматами и со свидетельством об окончании четвертого класса. Славка лично свой портфель нес, пока на все сто не поверил, что теперь никто его в Москву не вывезет. А как поверил, бросил портфель на диван, достал из ведра на столе ватрушку и, на ходу жуя, убежал к друзьям.
– Пацаны, я из ссылки вернулся! Навсегда!
Настя искривила губы, Вера сказала:
– Хорошая комната. На втором этаже. Никто в окна не будет глаза пялить.
– Окна на север, – бросила Настя. – Сырость будет всегда.
– Не сахарные, не растают.
После обеда они гуляли.
Вера чувствовала себя прекрасно. Что-то детское, дерзкое было в ней. У оврага она остановилась, зажмурилась, взяла Ольгу за руку, и вдруг вырвалось из груди запретное:
– Помнишь, как мы бежали через наш овраг?
– Не смей молоть чепуху! – крикнула Настя. – Сколько раз говорить.
Старше Веры на двадцать лет, она имела право на строгий материнский тон. Со стороны могло показаться, что она и есть им мать.
– Будет тебе, тридцать лет прошло. И потом, отца-то оправдали. Еще тогда. Оль, помнишь, точно такой овраг был, да?
– Наш – в три раза больше, если не в пять. Ты забыла.
– Сколько раз говорить вам: молчите.
– У нас же есть документы.
– Дуры вы. Если … – Настя неожиданно разволновалась. – Мы бы с Зинкой и Дмитрий с Тимофеем институты бы закончили, а вы…
– А нам все одно война дорогу переехала. – У Веры был характер непокорный.
– Ничего вы не знаете и не понимаете.
– Нашлась знаток. Ничего нам толком не говорили, да, Оль? – Вере надоела эта тема, и она нанесла Насте коварный удар. – Хватит злиться. Тебя Славка задел, а ты на нас обиду срываешь. Он же малой совсем, не понимает, что говорит. Ссылку какую-то придумал, а сам в такой школе, в центре Москвы, учился.
– Правда, Настя, – смиренно выдохнула Ольга. – Ты для нас так много сделала.
Они спустились в овраг. Ольга подвела сестер к своему картофельному участку, небольшому, у самого ручья, огибавшего ровные грядки, из которых тянулись ростки.
– Мешков пять собираешь? – спросила Вера.
– Шесть – восемь. – Ольга приосанилась. – А то и десять. Земля хорошая. До июля хватает.
– У нас палисад был в три раза больше, – хмыкнула Настя.
И они пошли в лес, чудом уцелевший в центре колхозного поля. Настя забыла о грустном, дышала глубоко. А сестры ее младшенькие бросились в воспоминания. Впервые за тридцать лет говорили они громко о том, как бежали летним вечером под Верунькин плач в соседнюю деревню, как там, у большого дома, уткнулись они в широкий подол цветастой юбки и долго, как взрослые долго, плакали, накрытые теплыми руками бабы Ксюши. Им в тридцатом было на двоих восемь с половиной лет. Они на всю жизнь запомнили и тот бег, и тот плач, и два слова: «На живца».