Дом в Мансуровском - стр. 23
Александр Евгеньевич подошел к окну.
– Послушайте, Ася, – хрипло сказал он, – а если я предложу вам… ну, другие условия? Вы уходите от своей бабы Нади, бросаете поликлинику и подработки, переселяетесь сюда – есть отдельная комната, мой кабинет, а можно с Марусей, как вам удобно. Питание, разумеется, за наш счет, это не обсуждается. Ну и жалованье. Жалованье составит сто двадцать рублей. Вы только с ответом не торопитесь, вам надо подумать! Ах да, выходные! Ну разумеется! Я чту трудовой кодекс, поверьте. И отпуск непременно – все как положено! В общем, – он сник, как будто устал, – подумайте. Договорились? Подумайте, что да как. Подходит ли вам мое предложение. А я подожду вашего ответа. Что вам мотаться, спать за занавеской? Баба Надя наверняка еще и храпит! – улыбнулся он. – Нет, вы правда подумайте!
– Баба Надя храпит, еще как, – вздохнула она, – я беруши вставляю.
– Ну вот и договорились, – кивнул профессор и направился к себе. Разговор был ему в тягость.
На пороге Ася окликнула его:
– Александр Евгеньевич, подождите!
Он обернулся.
– Я подумала! Мне… в общем, мне все подходит.
С постоянным присутствием Аси жизнь окончательно наладилась. Теперь в доме всегда был обед, белье выглажено, полы натерты, и в вазе, любимой Катенькиной синей вазе, стояли цветы. Дом словно ожил, проснулся, выздоровел – появилась хозяйка. Нет, не так: в доме появилась женская рука. Легкая, почти незаметная, но очень умелая.
Снова пахло едой, свежестью, цитрусовым запахом полироля, стиральным порошком. Сверкали до блеска отмытые окна, блестели полы, и даже сто лет не мытые блеклые ковры заиграли новыми красками.
«Когда она все успевает? – недоумевал профессор. – Ведь это такой колоссальный труд!»
Теперь, когда он возвращался из университета, его ждали накрытый стол и горячий ужин. Из детской доносился Марусин смех.
«Удивительные такт и культура, – удивлялся профессор, отрезая кусок сочного мяса. – Ни одного глупого вопроса, ни одной бестактности. И это девочка из барака!»
Мучило одно – Юлька по-прежнему жила у тещи, и та все так же была непреклонна.
– Ну не судиться же нам, Галина Николаевна, – с отчаянием сказал профессор однажды. – А вы вынуждаете. И как вы не понимаете: девочки должны расти вместе!
– Ну да, – хмыкнула теща, – а меня сразу на кладбище за ненадобностью!
Что тут скажешь? У всех своя правда. И тещу профессор понимал, и девчонок жалел: при встрече становилось понятно – они чужие, а ведь никого нет ближе, родные сестры.
Жизнь его была окрашена дружбой с Кларой. Удивительное дело – столько лет он не вспоминал о ней или старался не вспоминать, избегал ее, прятал при встрече глаза, а именно она стала необходимой. Самый близкий друг, самый надежный.