Дом в Мансуровском - стр. 11

В июне Юльку сдали бабушке с дедушкой. Стали спать по ночам, нежно любить друг друга, гулять по Москве, сидеть на лавочке, бродить по набережной.

Тополиный пух залетал в распахнутые окна и, медленно и осторожно кружа, приземлялся на старом паркете.

Маруся играла в манеже, а молодые родители пили болгарское сухое вино. Красота!

То лето в Москве было жарким.

Вечерами, когда спадала жара и становилось легче дышать, выходили на прогулку. Маруся засыпала тут же, а они, устав от долгой ходьбы, садились на лавочку, и Катенька клала голову на мужнино плечо.

Это было счастливое лето. В августе у профессора намечался отпуск. Ах, как хотелось куда-то поехать, хоть куда – все равно! Решили на Волгу, в пансионат. С Маруськой не страшно – не дочка, а ангел. Но ехать без старшей неловко и неправильно, переживала молодая мать.

– Хотя, Сашенька, – вздыхала она, – если честно, я Юльку боюсь.

Катя не проснулась в день отъезда. Уже канючила спокойная Маруся, требуя чистых трусишек и утренней каши, но никто на нее не реагировал. Счастливый от предвкушения отпуска отец спал крепко и сладко. Когда же он открыл глаза, то очень удивился – его любимая еще в постели! Тактичная младшая дочь, требуя завтрака, в голос орала, а Катенька все спала. Он осторожно потряс ее за плечо, она не реагировала.

«Наверное, вчерашнее вино», – подумал профессор и потряс Катю сильнее. Она не реагировала. Он развернул ее к себе и все понял.

Катя была мертва.

И тут профессор завыл. Страшно, по-волчьи, не думая о дочери, которая от испуга тут же замолчала.

Сколько он так просидел на краю кровати, где лежала его мертвая Катенька, – час, два, три? И вдруг очнулся – дочка! Измученная и заплаканная, опухшая и красная, сто раз описанная и обкаканная, Маруся спала.

Он схватил ее, прижал к себе, снова завыл.

Разбуженная Маруся разоралась.

Потом он неловко мыл ее, менял одежду, дрожащими руками дал пару сухарей и стакан молока и сел рядом, в ее комнате, не решаясь войти в спальню, где лежала жена.

Вскрытие показало оторвавшийся тромб.

Профессор плохо понимал, что происходит. А точнее, не понимал вовсе. Но в голове стучало: «Надо заняться похоронами. Надо позвонить теще. Надо позвонить еще кому-то. Надо все организовать. Но как?» Как он хоронил своих родителей? Он не помнил. Он вообще ничего не помнил.

Девочки! Надо пристроить девочек! Что там бывает – няня, помощница? Но где ее взять?

Сообразил позвонить на кафедру, там тут же начался переполох. Быстро приехали коллеги.

– А Клара? – растерянно спросил он. – Где Клара?

Клара, верный друг, самый верный. Теперь друг, а раньше… Да о чем он!