Дом с золотой дверью - стр. 11
В этом году Гельвий участвует в выборах на должность эдила Помпеев и почти не сомневается в своей победе. Должность эта не только управляющая, но и символическая, и избранным эдилам полагается тратить собственные деньги на бесплатные развлечения для народа. Руфус подумывает заявиться на выборы в следующем году и хочет заранее найти единомышленников.
– Разве они оба не могут присвоить себе лавры? – удивляется Амара.
– Я уверен, что все к этому и идет, – отвечает Филос. Протянув руку к кустарнику, растущему у скамьи, он срывает и растирает пальцами его ароматный стебелек. Тимьян. Вдохнув этот запах, Амара тут же переносится в детство и видит отца, который из трав, горячей воды и меда готовит лекарство от кашля. «Хорошо для пищеварения. И от меланхолии помогает». Филос рвет стебелек на мелкие кусочки, бросая их на землю.
– Как успехи с арфой? – спрашивает он.
– Друзилла считает, что мне нужно попросить арфу у Руфуса, и тогда я смогу заниматься дома, – отвечает Амара. – Но мне не верится, что однажды я научусь хорошо играть. – Она отпивает из бокала, чувствуя, как вино наполняет ее теплом. – А после урока я видела Примуса. Он учил буквы в саду.
– О! – восклицает Филос. – Помнится, я в детстве тоже этим занимался. В родительском доме.
Вечереет, но еще достаточно светло, и Амара видит, что эти воспоминания вызывают у Филоса улыбку. Он наконец оставил стебель тимьяна в покое.
– Ты когда-то был свободным? – спрашивает Амара. Удивление ее так велико, что она задала личный вопрос. Она была совершенно уверена, что Филос родился рабом.
– Нет, я всегда был рабом, – отвечает он. – Но образованным.
Амара всматривается в Филоса: ей хочется узнать больше, не проявляя излишнего любопытства. Филос вновь расплывается в улыбке. Амара понимает, что ему приятна ее заинтересованность; его серые глаза светятся озорством. Теперь он больше походит на Филоса из воспоминаний Амары о времени, когда они были настоящими друзьями.
– Муза, скажи мне о том многоопытном муже, – Филос переходит на греческий, – который долго скитался с тех пор, как разрушил священную Трою, многих людей города посетил и обычаи видел, много духом страдал на морях.
– Ты учил Гомера наизусть? – изумляется Амара.
– Кое-что из Гомера, – поправляет ее Филос. – Честно признаться, это чуть ли не единственный отрывок, который я помню. Я едва заучил пару сотен стихов «Одиссеи», но тут дети господина запретили мне их читать.
– За что они с тобой так? – спрашивает Амара.
– У меня больно хорошо получалось, – отвечает Филос. Амара ждет, что он скажет что-нибудь еще, но ему явно не по себе, словно он понимает, что и так сообщил слишком много.