Дом огней - стр. 10
Маленький пациент был полностью погружен в гипнотический транс. Описывал то, что видел глазами разума.
– И что было дальше? – подстегнул его терапевт, в то время как электронный метроном задавал размеренный, расслабляющий ритм.
– Джулио нарисовал на доске жирафу, потом обернулся и сказал: «Это Джиневра».
– Потому, что Джиневра очень высокая, верно?
– Самая высокая в классе, – подтвердил мальчик, продолжая раскачиваться в кресле-качалке. – Мы все засмеялись, ведь это правда. Учительница тоже смеялась.
– А Джиневра обиделась на то, что ее сравнили с жирафой? – спросил Джербер. Сидя в своем кресле, он внимательно следил за каждой реакцией Томмазо.
– Нет, она смеялась вместе с нами.
– А что было потом?
– Джулио продолжал рисовать: тигр – Лука, горилла – Мануэль, зебра – Вирджиния… – Томмазо вроде бы вполне спокойно перечислял одноклассников.
Детский психолог продолжал делать записи: чернильные закорючки мгновенно возникали на шершавом листке, элегантные, как выпады рапирой.
– А когда настала твоя очередь?
Мальчик на мгновение замешкался.
– Джулио нарисовал птичку и сказал, что это я.
– Почему птичку?
– Не знаю, – признался малыш с недовольной гримасой.
Джербер прервал писанину и рукой, в которой держал авторучку, вздернул очки на лоб.
– Совсем не плохо, когда тебя сравнивают с птичкой, – убежденно проговорил он. – Птички летают, – наверное, здорово увидеть мир с высоты, разве нет?
– Птички гадят на людей и на все подряд, – рассердился мальчик. – И вообще, я хотел, чтобы Джулио нарисовал льва, – заключил он, явно раздосадованный.
Для семилетнего такое поведение было вполне естественным, и Джербер не придавал бы такого значения реакциям ребенка, если бы не подозревал, что за ними таится нечто другое. Ибо последние слова Томмазо произнес совсем иным тоном: детское простодушие явно уступало место злобе и зависти.
Дети так не говорят.
Уже несколько сеансов назад психолог начал замечать признаки того, что в глубинах психики юного пациента вызревает какая-то сила.
Гнев, неестественный для ребенка его возраста.
Такой случай встречался ему не впервые. В прошлом он уже видел нечто подобное. И это ему совсем не нравилось.
Кабинет в мансарде старинного дворца в двух шагах от площади Синьории был как теплое, безопасное материнское лоно для детишек, что сменяли друг друга на кресле-качалке, где сейчас полулежал Томмазо. Зажженный камин, деревянные балки потолка, масса книг, красный ковер, усыпанный игрушками, листками бумаги и цветными карандашами: место, отлично подходящее для того, чтобы рассказать красивую сказку. Вот только в этой комнате звучали рассказы самих детей, и их истории зачастую были полны потаенных чудовищ и не всегда заканчивались хорошо.