Дом на краю света - стр. 50
Конверт был темно-шоколадного цвета. С него на меня смотрела довольно невзрачная девушка с высоким бледным лбом и мягкими черными волосами, расчесанными на прямой пробор.
Романтическая, непопулярная ученица школы для девочек, вызывающая скорее жалость, чем насмешки. Я хорошо знала этот тип девочек. Я сама легко могла превратиться в такую и предприняла титанические усилия, чтобы этого не случилось. Начала первой заговаривать с людьми, рисковать, встречаться с мальчиками, которых нельзя было представить маме. Нед Главер приехал из Мичигана в ярко-голубом кабриолете. Он был обходительным, остроумным, немного слишком взрослым для меня.
– Мне нравится, – сказала я. – У нее чудесный голос.
Идеальная реакция хорошо воспитанной дамы средних лет. Я торопливо вернула конверт, словно эта пластинка была мне не по средствам.
– Она бросила петь, – сказал Бобби. – Вышла замуж и переехала то ли в Коннектикут, то ли еще куда.
– Жаль, – сказала я.
Мы стояли друг против друга в смущении, как незнакомцы на вечеринке. Я физически ощущала – лбом и плечами – желание Джонатана выпихнуть меня поскорее из комнаты.
– Ну, – сказала я, – спасибо, что приютили старушку.
– Всегда рады, – отозвался Бобби.
Песня кончилась, и началась следующая, более быстрая, которую, как мне показалось, я узнала. Да. “Джимми Мак”. Ее исполняли когда-то Марта и Ванделлы.
– Эту я знаю, – сказала я. – Ну, то есть я ее слышала.
– Да? – сказал Бобби.
И вдруг он сделал нечто фантастическое. Он начал танцевать.
Можно было подумать, что ему изменила речь и танец был единственное, что ему оставалось. Он проделал все с такой естественностью, словно это было логическим продолжением разговора. Он начал ритмично покачивать бедрами и притопывать. Пол заскрипел под его кроссовками.
– Да, конечно, – сказала я. – Это старая-престарая песня.
Я поглядела на Джонатана. Он был потрясен. Наши глаза встретились, и на какой-то миг мы восстановили нашу былую общность, вновь объединенные страхом перед местными нравами. Я даже на секунду представила, что, когда мы останемся одни, он покажет мне пародию на Бобби, на этот танец с широко развернутыми плечами и затуманенным взглядом, – просто чтобы меня посмешить.
Но тут Бобби взял меня за руку и осторожно потянул на себя.
– Ну же, – сказал он.
– Нет-нет. Это совершенно исключено.
– Не принимается, – весело отозвался он, не отпуская моей руки.
– Нет, – повторила я.
Но, очевидно, моему голосу недоставало уверенности. Возможно, виной тому было мое южное воспитание, моя впитанная с молоком матери убежденность, что нельзя огорчать людей ни при каких обстоятельствах. Я даже усмехнулась тому, насколько неубедительно прозвучало мое “нет”.