Дом без ключа - стр. 3

Впрочем, разве что-нибудь угрожает?

Жюль клетчатым платком вытирает губы. Вкладывает контракт в кожаную папку. Он действительно хороший секретарь и мог бы служить не в «Эпок», а в первоклассной фирме. Кроме всего прочего, у него прекрасные аттестации от банкирского дома барона Ротшильда и крупного пайщика концерна «Шнейдер-Крезо». Жаль только, что проверить их можно лишь в Лондоне – именно там живут сейчас господа, подписавшие Жюлю рекомендации на отличной бумаге с водяными знаками.

Думая об этом и улыбаясь одними глазами, Жак-Анри нажимает на пружину в горке и ждет, пока откроется замаскированная дверь.

За официальным кабинетом – второй, поменьше. Стол, чайный столик, два стула. Только два – посетителям в этой комнате нечего делать. Жаку-Анри вряд ли понравилось бы, если б кто-нибудь, кроме него и Жюля, стал разглядывать карту на стене или вертеть ручки приемника в нише – большого, в отличном деревянном ящике, самой последней модели. И еще меньше он был бы доволен, заинтересуйся посторонний разноцветными булавками, воткнутыми в карту. Деловые тайны!

Жюль никогда не начинает разговора первым, и Жак-Анри спрашивает:

– Есть что-нибудь из Лилля?

Жюль вытирает платком пальцы, каждый в отдельности.

– Это было не гестапо.

– Абвер?

– Похоже на то… Дом был оцеплен солдатами.

– Значит?..

– Хозяйка на свободе. Ей сказали, что вызовут, но не сказали куда. Она видела, как солдаты выносили железный ящик. С ней разговаривал штатский, он называл ее мадам и был вежлив.

– Уголовная полиция? Француз?

– Немец…

– Значит, все-таки абвер.

– Один из тех троих, кажется, застрелился.

Чашки… Сколько им еще стоять в горке?.. Жак-Анри вспомнил узкую спину полковника, похожий на коготь росчерк. Интеллигентный немец – он не пошел работать в гестапо, где, впрочем, вполне достаточно других интеллигентных немцев. Вековая культура не мешает им применять при допросах электроток, иголки и «испанские сапоги». Фарфор тверд, но хрупок. Человеческая воля тоже. Пуля в сердце – более легкий исход, чем допросы на Принц-Альбрехтштрассе. Но для него, Жака-Анри, это исключено – пуля…

Сейчас лучше побыть одному.

– Хорошо, Жюль, поговорим вечером.

Лилль на карте – крохотная точка. Три красные булавки. Холодными пальцами Жак-Анри дотрагивается до стеклянных головок. Он купил их, эти шляпные булавки, весной в лавочке мадам Перрье. Мадам пошутила: «Ваша подружка любит терять? Плохая примета: вместе с булавкой теряют друга! Скажите ей об этом, господин Легран». А у него и не было подружки, только товарищи, большую часть из которых он никогда не знал лично и не видел даже на фотографиях.