Дом без ключа - стр. 27
– А этого? – говорит Гаузнер.
– Нам он не нужен, – нехотя отвечает Шустер, даже взглядом не испросив мнения Моделя.
– Особое обращение?
– Если он не заговорит… Впрочем, это ваша компетенция, комиссар.
Модель торопится вмешаться:
– Внутренние дела гестапо не касаются абвера.
Полупарализованное лицо Родина неподвижно. Осторожным движением он ставит рюмку на самый краешек стола и встает навстречу конвою. Шустер, оттопырив щеку леденцом, окликает его.
– Минутку… Когда останетесь одни, поразмыслите над тем – стоило ли молчать? Вы уже погибли, но никого не спасли… Страшный конец, не так ли, мой милый?
Назад они едут уже в сумерках. Серые тени лежат на соборе, и чистенькие брюссельские улицы вздрагивают от воя сирены. Шофер сигналит без всякого повода – просто так, чтобы лишний раз досадить укрывшимся за стенами домов обывателям. Красный имперский флажок бьется над черным крылом «хорьха».
В отеле Модель достает из чемодана бутылку настоящего «Камю».
– Поздравляю!
Они пьют за удачу, за общих друзей, фюрера, Берлин и берлинцев, адмирала Канариса, старого фельдмаршала фон Моделя – одного из лучших полководцев империи…
В ушах Моделя шумит от жары и коньяка, и телефонное сообщение Гаузнера, позвонившего после полуночи, доходит до него не сразу. Гаузнеру дважды приходится повторить, что Гро повесился в своей камере. Пока Модель выясняет, как это случилось, Шустер в одиночестве приканчивает бутылку.
– Повесился на бинте? – переспрашивает Модель.
За окном, в бездонно черном небе вспыхивает и гаснет звезда. На патефонном диске крутится пластинка с «Маршем богов», и музыка так величественна, что Модель ощущает себя гигантом, которому подвластно все – люди и смерть, земля и небо.
7. Август, 1942. Марсель, рю Жарден, 17
Если бы в Париже был Канебьер, то Париж был бы маленьким Марселем. Так утверждают марсельцы, и это, разумеется, несколько преувеличенно. Однако Канебьер, соединяющий старый порт с центром, действительно красив, особенно у точки слияния с аллеей Леона Гамбетты. Это юг, живой и пестрый, со всей своей нескромностью – у домов открыты окна, у дам – плечи и спина. Белые фасады, японские зонтики с цветами, цветы у тротуаров, в стенных алебастровых кашпо, в плетеных корзинках продавщиц. Жак-Анри покупает влажную гвоздику и вставляет ее в петлицу. Цветок – алое пятнышко – походит на розетку ордена Почетного легиона.
На остановке у церкви Сент-Винсент-де-Поль Жак-Анри дожидается трамвая и едет в полупустом прохладном вагоне. Он не садится, не хочет мять отутюженный белый костюм из тонкой шерсти; впрочем, ему и ехать недалеко – до рю Жарден. В пансионе мадам Бельфор его ждет Поль.