Доля ангелов - стр. 45
Итак, Джон Стейк пришел в таверну, которая потом будет носить гордое имя «Эскалоп», поссорился и помирился с Молли, скинул свой коут и присел на скамью.
А потом открыл сундучок. В замке лязгнул ключ, хорошо смазанный механизм мягко освободил крышку. Потайная кнопка, заблаговременно нажатая владельцем сундука, не дала выстрелить скрытому внутри колесцовому пистолету, готовому разнести голову любому, кто проявит неуместное любопытство.
Джон Стейк склонился над содержимым сундука.
И громко чихнул.
Спустя мгновение к нему присоединился Иеронимус, звонко чихнувший несколько раз и принявшийся тереть нос лапками.
– Что тут у вас? – Молли подошла с подносом, на котором стояла миска, от которой шел вкусный пар. – Ой-й… чхи!
Она едва успела брякнуть поднос на стол, и чихнула еще раз.
– Да что там у тебя такое, Джон?
– Говорил я, нужно было в тройную парусину завернуть, – досадливо хмыкнул Джон Стейк. Он аккуратно достал из сундука несколько увесистых мешков и пакетов, и бережно разложил на столе.
– Это то, о чем я думаю? – Молли улыбнулась радостно.
– А, ты тоже привыкла? – ухмыльнулся капитан, он же кок.
Он любовно погладил мешки загрубевшей от рукояти катласса ладонью.
– Лучший, черт его побери, кайенский перец! Лучшие специи Нового Света, даже те, которые испанцы днем с огнем не могут достать. Что золото, Молли? Есть у меня, у нас с тобой и золотишко, но это…
Капитан Стейк выпрямился во весь свой высокий рост и гордо оглядел таверну.
– С этими приправами я такое приготовлю – все трактирщики Плимута сдохнут от зависти! А уж если жарить мясо…
Молли обняла его и крепко прижалась сзади к широкой спине.
У Иеронимуса насчет мяса и специй было свое мнение, в корне отличавшееся от капитанского. Но он промолчал.
В конце концов, ему было не на что жаловаться.
Там, за дальними холмами
Зима в Дальнередькинск всегда приходила неожиданно. До обеда ее еще нет, а после обеда выйди на крыльцо – и на тебе! – уже засыпало снегом дальние крыши микрорайона «Солнечный», сползающего с восточных холмов по направлению к городскому озеру. Хотя это скопление частных домов только недавно, указом мэрии было переименовано в микрорайон с красивым названием, а местные-то, как раньше, называли его «Бугры».
Вот так оно всегда и случалось – зима приползала в Дальнередькинск с Бугров.
Давным-давно, когда городок назывался вовсе даже не Дальнередькинск, а Дальнехренск, все было как-то по-другому. Старожилы говаривали, что тогда и небо было ярче, и снег как-то пушистее, и… Да чего им верить, этим старожилам? Это ведь они проголосовали за переименование родного города, как ни кричал местный пророк и бунтарь Федя Калязин, что хрен редьки не слаще. Федя гордо называл себя художником, хотя за всю жизнь не нарисовал ничего более художественного, чем многочисленные транспаранты «Слава всему на свете» и плакаты по охране труда. За что и получил прозвище Федька Маляр.