Доля ангелов - стр. 2
– Ой, японский бог, чего счас будет-то… – крякнул Просветов.
Но ничего не было.
Мурзик, гроза людей и котов, мирно обнюхал неведомого гостя, а потом потерся боком об бело-розовую шерсть и мяукнул – вполне дружелюбно.
– Так это что ж получается? – громко удивился Захар Васильевич. – Это ты его, значит, сам впустил?
Мурзик мяукнул с утвердительной интонацией, а потом завалился в прихожей, подставив хозяину брюхо и закрыл глаза, громко мурча.
– Чудеса, – констатировал Просветов, опять легко нагнулся, почесал теплое брюхо и пошел в комнату, шаркая войлочными тапками по линолеуму.
Зверушка сидела на подоконнике и разглядывала фикус в горшке. Старик зажмурился и потряс головой. Нет, точно не привиделось – фикус прямо на глазах тянулся вверх.
– Ты это… смотри только, чтобы он тут не разросся совсем! – шикнул хозяин, а потом вздохнул:
– Таня-то моя его любила шибко, пока жива была. Ухаживала. И я тоже стараюсь, хоть грабки-то у меня корявые, не женские, – и Захар Васильевич показал шерстистому созданию свои заскорузлые, разбитые работой ладони, с которых мозоли не сошли даже после пенсии.
Бело-розовый пискнул что-то радостное, и спрыгнул с подоконника, хлопнувшись четырьмя толстыми лапами. А потом – вот только Просветов моргнул – и зверушка исчезла. Была – и нету, как сдуло.
– Вот такая вот загогулина, – растерянно сказал старый токарь.
На душе было легко, весело и чисто, прямо как после короткого, но бурного дождя летом, который смывает всякое дрянное и оставляет после себя яркое небо.
Просветов еще немного поразмыслил, стянул с поясницы пуховый платок козьей шерсти, которым подвязывался от прострела, и зашаркал к двери. Выйдя на лестничную клетку, он поднялся этажом выше и позвонил в дверь, обшитую деревянными планками, со щегольски начищенной медяшкой, на которой был вычеканен номер квартиры – 37.
– Тимофеевна, вот ты мне скажи – спятил я, ли чо ли? – с таким вопросом, пожав плечами, он шагнул в прихожую к соседке.
Дарья Тимофеевна Стахеева, бывший директор библиотеки поселка Красный Перегон, ответила не сразу. Сначала она опустила со лба на переносицу очки в тонкой металлической оправе, а потом придирчиво изучила лицо Просветова.
– Да что ты меня изучаешь, как в музее? – буркнул он.
– Сам же спросил – спятил или нет? Да вроде нет, все тот же, хоть и ума шибко тоже не прибавилось, – отозвалась Дарья Тимофеевна. – заходи уже, не стой столбом.
– Тут такое дело…
* * *
– Значит, говоришь, сначала чай у тебя выдула эта животина, а потом еще и фикус вытянула?
– Сам бы не поверил, если бы кто рассказал, Тимофеевна! Так ведь плохим зрением не страдаю, это ты у нас окуляры носишь… Да и белой горячки вроде тоже нету. И даже таблетки не пью, только чайком пробавляюсь.