Доля ангелов - стр. 4
– Разоренье сплошное для пенсии, – снова вздохнул Захар Васильевич.
– Ну уж конечно! Как будто я не знаю, что ты своего Мурзика кормишь, как в ресторане.
– Так это кот, я ж его вот таким мелким в кармане пальто домой притащил… Мы в ответе за тех, кого притащили!
– Ишь, философ на пенсии, – хмыкнула Стахеева. – Вот и грациознику печенюшки не пожалей.
– Да уж придется. Как говорится, солдат ребенка не обидит. А токарь-лекальщик – тем более.
Захар Васильевич задумался и вдруг спросил:
– Слушай, Тимофеевна… А ты откуда так много про них знаешь-то? Если в книгах такое не пишут?
– Разные книги бывают, – задумчиво ответила Дарья Тимофеевна и опустила руку с печеньем под стол. Оттуда послышался негромкий хруст. Просветов приподнял скатерть и уставился на грациозника, аккуратно обгрызавшего имбирное печенье, не оставляя ни крошки. Тот был рыжий и синеглазый.
* * *
Ночью, впервые за несколько лет, Захар Васильевич Просветов спал крепко и видел хороший сон. Он улыбался и дышал глубоко и ровно, выпростав из-под одеяла руку и положив ладонь на бок кота Мурзика, растянувшегося рядом на кровати.
А на кухонной тумбочке медленно пустела оставленная на ночь чашка крепкого сладкого чая.
Время улетать
В каждом крупном городе, где есть университет, его корпуса любят разговаривать друг с другом. А вы не знали?
Кто-то недоверчиво хмыкнет и скажет: «Корпуса? В смысле, здания? Вот ведь, выдумал!» Но найдутся и такие, кто понимающе кивнет головой – знаю, мол, слышал. В шелесте ночного осеннего ветра, в гудении проводов, пересекающих улицы, в блеске оконных стекол. Корпуса, воспитавшие бессчетное количество студентов, и в самом деле не молчат. Да отчего бы им и не поговорить?
Вот и этот город не был исключением.
Здания, на которых висели таблички самых разных факультетов, были разбросаны здесь от центра до самых дальних районов. Дальше всех стоял корпус биологического факультета, который прочие считали бирюком и ворчливым занудой, хотя ему всего лишь очень скучно было стоять на месте бывшего болота. Тут поневоле заворчишь.
Но больше всего корпусов было, конечно, в центре – целый квартал, который иногда так и называли «студенческим». Новые дома здесь были перемешаны со старыми, еще дореволюционной постройки, чугунные решетки оград сменялись каменными, и даже чудом сохранившийся старый парк под боком у Главного корпуса шелестел под ветром.
Главный корпус считал себя гуманитарием и большим интеллектуалом. Еще бы, филологический факультет, отделение иностранных языков… Когда Главный говорил с остальными, то ронял слова веско, зная им цену и чуть снисходительно поглядывая на соседей, крыши которых, выступающие тут и там в разных кварталах, внимательно, и даже с некоторой робостью к нему прислушивались. Даже Матфак, сухой педант и логик, превыше всего ценивший цифры, не спорил с Главным корпусом. На то он и главный.