Долгое дело - стр. 38

Узнает ли? Да она уже видела ее во сне: воровка так же сидела в передней на стуле, в том же белом платке, и пила чай стакан за стаканом. Козлова бегала на кухню, резала какой-то огромный и странный лимон, темп все учащался, покупательница пила все стремительнее… Козлова хотела ей сказать, что ее обманывает, кладет не лимон, а грейпфрут, но вдруг увидела, как у дамы от чая бухнет живот, страшно поднимаясь на глазах… Козлова закричала и проснулась.

Она ли эту даму не узнает?

Синтетическая шуба осталась висеть в передней, вроде чужеродного тела. Перевесить в шкаф руки не поднимались. И не ее эта вещь, чужая. Следователь просил занести ее завтра в прокуратуру, как вещественное доказательство.

В передней коротко позвонили, так коротко, что Козлова раздумывала, открывать ли. Могли баловаться мальчишки. Но звонок повторился, теперь чуть настойчивее.

Она открыла дверь. На лестничной площадке стояла крупная женщина в сером невзрачном платке и затрапезном пальто. В руке она держала узел. Таких женщин Козлова иногда встречала на вокзалах да видела в военных фильмах.

– Милочка, я к вам.

Жар бросился Козловой в голову, как ударил палкой. Или испуг ударил, который бросился в голову вместе с жаром: закричать ли, звонить ли в милицию, дверь ли захлопнуть?..

– Дайте же мне войти.

Под напором того узла, которым пришедшая деликатно давила, как животом, Козлова немо сделала два шага назад.

Дама, теперь просто женщина, уже стояла в передней. Она опустила узел на стул, торопливо его развязала и броском подняла руку, на которой повисла черная каракулевая шуба.

– Ваша, – сказала женщина, таким же броском руки повесила ее на вешалку, схватила свою, искусственную, и ловко завязала в узел.

– Я сейчас вызову милицию, – опомнилась Козлова.

Женщина оставила узел и сложила руки на груди, как для молитвы:

– Милочка, вы тоже женщина! Вы мать, и я мать! Ну ошиблась, оступилась, леший попутал… Но ведь опомнилась, сама пришла и шубу вернула. Повинную голову меч не сечет. Милочка, простите меня!

Козлова смотрела на молитвенно сложенные руки, на грязно-зеленый шарф, перекрученный на шее, как белье на ветру; смотрела на пальто, какое-то щипаное, словно его начали лицевать, да передумали; смотрела на бурки, всунутые в калоши, которые теперь уже не носили.

– Да-да, – вздохнула женщина, – я уже дико поплатилась.

– Лично я прощаю, – вяло ответила Козлова.

– Милочка, скажите в прокуратуре, что с шубой вам почудилось…

– Нет, – твердо перебила хозяйка, – врать не стану.

– Да вам за это ничего не будет. Мол, ошиблась.

– Не могу.