Доктор, да вы... больной! - стр. 20
Всё это вертелось у меня на языке уже несколько недель. Теперь вырвалось огненным потоком. Как вулкан взорвался.
10. Глава 10
Гранин смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Первые несколько секунд даже не знает, что ответить.
– Моя… мама всегда говорила, что с тобой всё в порядке, – наконец произносит он неуверенным тоном. – Что у тебя хорошая жизнь, интересная работа, карьера, и что ты… счастлива в личной жизни.
– Твоя мама? – ядовито спрашиваю и смотрю на него, сузив глаза. – А известно ли вам, уважаемый доктор Гранин, что ваша мать ненавидит меня? Она искренне ненавидит меня с того момента, как застала нас врасплох, когда мы целовались в твоей комнате. В её представлении я всегда была тупой деревенской девкой, которая привязалась к её благородному, подающему большие надежды сыну, – говоря это, замечаю, как капелька слюны слетает с моей губы и попадает на щёку Гранину. Он машинально стирает её с кожи. – Мне было 17 лет, Никита, понимаешь? 17!
– Мне бесконечно жаль, – его голос звучит уязвимо и искренне, и я пристально смотрю на него.
Шок от того, что я только что открыла ему, написан на его лице.
– Я любила тебя. Безумно любила, больше всех на свете. Больше самой жизни, а ты… – я прерываюсь и презрительно смеюсь. – У тебя не хватило смелости поддержать меня. Ты ускользнул и выставил меня на посмешище.
– Прости. Я не хотел поступать так с тобой, – робко произносит говорит Гранин и делает шаг ко мне.
– Уходи, Никита, – мой голос звучит угрожающе и пренебрежительно, это не ускользает от его внимания, и он снова делает шаг назад.
– Ты права, я был труслив… – возражает он, и я качаю головой.
– Слишком поздно в этом признаваться. Очень много времени прошло. 13 лет, – с горечью говорю я.
– Мой папа тогда угрожал лишить меня наследства, и я подчинился ему, – признается Гранин.
– Твоё наследство было таким же важным, как и я? – насмешливо приподнимаю бровь.
– Мне тоже было всего 19, и я не знал, что у меня на уме, – продолжает он свою исповедь.
– Всё это ничего не меняет, – говорю и хочу пройти мимо него.
Никита хватает меня за запястье, крепко держит и долго смотрит в глаза.
– Пожалуйста, Элли. По крайней мере, постарайся не относиться ко мне так враждебно. Я очень ценю твою работу в качестве врача, и я очень много трудился, чтобы получить эту должность, – настойчиво просит он.
На мгновение перед моим внутренним взором вспыхивает Никита, которого я так любила. С трудом сглатываю нервный ком в горле.
– Я приложу усилия, чтобы вам, Никита Михайлович, комфортно работалось в нашей клинике, – говорю это затем, чтобы расставить все точки над «i». Чтобы он понял, наконец: прошлого не вернуть, да и ни к чему это. Что мы – не более чем коллеги, но в клинике, где меня знают и уважают, а он пока не заслужил такого отношения.