Дочь атамана - стр. 14

— Да как вы смеете! — вспыхнула Саша и замолчала, опомнившись.

Это у нее от потрясения мысли не в ту сторону убежали.

— А моя мама? — спросила она, собравшись с духом. — Не была же она монашкой в самом деле?

— Видишь ли, у твоей мамы было многоводие, и она, похоже, плохо питалась, а носила она тебя тяжело. Твое дыхание едва прослушивалось, оно было слабым, прерывистым. Мне пришлось сделать операцию, чтобы спасти тебя. Но твою маму спасти не удалось.

— Понятно, — пробормотала Саша, ощутив такую боль в груди, будто ее пронзили шпагой. Она укуталась в одеяло, в одночасье замерзнув теплым летним вечером, и закрыла глаза, не желая ничего более слушать или знать.

До позднего вечера Лядова пролежала неподвижно, притворяясь спящей, но ее дыхание было слишком частым и поверхностным — как у людей, удерживающих себя от слез.

Гранин не беспокоил ее, занимаясь каждодневными своими делами, однако чутко прислушивался и не закрывал дверь в ее комнатку.

Она заговорила, когда он уже приглушил все лампы и собирался идти спать:

— А почему мама голодала? Папа что, накормить ее не мог?

Гранин вошел к ней и опустился в кресло возле постели:

— Я ничего не знаю о том, как познакомились твои родители, что меж ними было и как твоя мать была доведена до полного истощения.

— А что вы знаете? — вяло спросила она, не шевелясь.

— Эта была зимняя ночь, мы спали, когда послышались цокот лошадиных копыт и мужские голоса. Я быстро оделся и поспешил вниз, велел жене и детям оставаться в своих спальнях. Два здоровых лакея не стали даже стучать, сходу выбили дверь и внесли на руках бесчувственную женщину. Она была такой молодой…

— Вы знаете ее имя? — встрепенулась Лядова.

— Екатерина Карловна Краузе, единственная дочь великого канцлера.

Она нахмурилась, осознавая это.

— Канцлера? — повторила Лядова и порывисто села, с силой сжав его руки.

— Ну-ну, — пророкотал Гранин успокаивающе, — не следует так резко двигаться.

— Как это — канцлера? — не слыша его, взволнованно воскликнула она. — Отец говорит, что во всей империи нет человека омерзительнее! И это… Пресвятая Богородица, мой дед? И половина моей крови — его кровь? Да не ошиблись ли вы, мой милый лекарь?

— Прости, душа моя.

— Но у него же в распоряжении лейб-медик этот… Бергер! — теперь в голосе Лядовой зазвучал гнев. — И еще настоящий цыган-колдун, говорят…

— Драго Ружа.

— Что же они все скопом одну женщину не спасли?

— Я не знаю, — снова вздохнул Гранин.

— Расскажите мне все, — умоляюще и страстно выдохнула Лядова, — и прошу вас, не упустите ни одной подробности!

Меньше всего на свете Гранину хотелось рассказать ей то, что должно, и он бы с величайшим удовольствием опустил некоторые детали той ночи. Но Гранин был стар и если не мудр, то опытен, и знал совершенно точно: от тайн одни лишние хлопоты.