Добро пожаловать в Сурок - стр. 97
Не знаю, что приводит меня в чувство: вид крови, или эта злая, грубая фраза. Но я вдруг со всей ясностью осознаю происходящее: я, сидящая на столе, мой бюстгальтер, держащийся на одной петельке, рубашка, спущенная вниз и болтающаяся на уровне локтей, тяжело дышащий Холостов, с голым торсом и расстегнутой пряжкой ремня. Кто-то подкинул нам какое-то зелье, типа приворотного, и тихонько сбежал, пока мы были заняты друг другом. Если бы не Костя… Тяжело сглатываю.
По столу продолжает растекаться кровавая лужа. Чего я сижу? Он же ранен!
Спрыгиваю на пол, торопливо запахиваюсь, застегиваюсь; руки не слушаются.
— Ты как? — на этот раз голос Холостова звучит скорее устало, без агрессии.
— Со мной все хорошо, — заверяю. Это не я надела свою руку на шило, чтобы остановиться и не трах…ть девственницу на столе, как он выразился. Подхожу ближе. Костя сдвигается, чтобы мы не оказались слишком близко друг к другу, но я могла рассмотреть его руку. — Снять можешь? — спрашиваю серьезно. Учитывая то, что он с силой долбанул по штырю, и ладонь наделась до самой столешницы, то тащить кисть вверх будет чертовски больно.
Он все еще тяжело дышит, на лице появилась испарина. О да, ему и сейчас чертовски больно.
— Может, ты магией попробуешь? — спрашивает с надеждой.
Ну точно. Разнесу в щепки стол вместе с его рукой. Это он у нас талант и самородок, а мне с даром еще практиковаться и практиковаться: то бахну, то шарахну.
Мотаю головой и инстинктивно пячусь. Должно быть, на моем лице написан такой ужас от одного предположения, чтобы я что-то сделала магией, что Холостов морщится и больше не задает вопросов. Делает глубокий вздох, закусывает губу и дергает руку. Как мне его жалко!
Хватаю рубашку с пола, кидаюсь на помощь.
— Надо зажать, — бормочу и не могу остановиться. — Зажми, зажми, надо к врачу, надо шить, вдруг связки, вдруг…
— Лер…
— Можно калекой же остаться…
Плевать, что я сама не хотела к врачам со своим вывихом. Там же правда мелочь была. А тут… Жесть, сколько крови!
— Лера! — вздрагиваю и затыкаюсь, с усилием отвожу взгляд от ткани рубашки, уже порядком пропитавшейся кровью. — Кто-нибудь из пацанов поможет, — произносит Холостов, видя, что теперь я его слышу. — Мишка вроде толковый. Разберемся. Успокаивайся давай.
Стоит, голый по пояс, баюкает на уровне груди пробитую руку, завернутую в черную ткань, и еще пытается ободряюще улыбаться. Надо что-то сказать, прямо сейчас.
— С чего ты взял, что я девственница?! — выпаливаю.
Я сейчас провалюсь сквозь землю. Мне хочется закрыть рот руками. Ну кто, кто тянул меня за язык? Чертов стресс. А Холостов начинает… ржать! Именно ржать. Весело и задорно, так заразительно, что даже мои плечи вздрагивают.