Дневники памяти - стр. 12
Громкий стук из-за входной двери бесцеремонно ворвался в комнату и прервал дыхание.
На пороге стоял изрядно промокший, взволнованный и, кажется, немного пьяный Эдуард Петрович.
– Я за тобой, – сходу, без вступлений и любезностей, проговорил он. – Такого еще ни с кем не случалось, чтоб так рано выкидывало. Что-то в тебе есть, – странно прищурившись, сказал он. – Давай собирайся. Последняя попытка. Ты ж мечтал начать новую жизнь. Ну что, струсил?
Я хотел возразить, но, как загипнотизированный, слушал каждое его слово, а по окончании монолога сунул ноги в тапки, беспрекословно вышел вслед за ним на лестничную клетку и поплелся по ступеням вниз.
Мы пошли по длинному коридору и остановились у деревянной светло-зеленой, ничем не примечательной, двери.
– Ну, вторая попытка! Готов изменить мир и начать новую жизнь? – неумело присвистнул Эдуард Петрович.
Я стоял, не шевелясь. В голове разыгралась нешуточная битва. Голоса кричали наперебой: «Вперед»! – и тут же: «Смотри, не пожалей…»
«Пора делать выбор…»
Где-то вдали всплыл нечеткий силуэт заплаканной мамы, за ней – сидящего в кресле отца.
Я мотнул головой.
– Не хочешь? Передумал? – как-то по-доброму проговорил мой проводник. Ну молодец, парень. Как там говорят: лучше синица в руках, чем журавль в небе? Гляди, не пожалей. Хотя, сдается мне, еще встретимся, – сказал он и растворился в синеватом облаке густого дыма.
Первые дни после нашей последней встречи я ходил по улице, ехал в автобусе, стоял в очереди и… постоянно оглядывался – искал или боялся встретить Эдуарда Петровича.
Прошел почти год. Моя жизнь отличалась от предыдущей только тем, что я стал видеться с родителями.
Я все так же откладывал защиту докторской на интереснейшую, как мне когда-то казалось, тему: «Нумизматика и криминалистика в СССР». Все так же работал кассиром на заправке. Так же искал с местными пацанами самодельным металлоискателем клады (если бы отец был в курсе, я бы стал виновником не только его седых висков, но и, вероятно, инфаркта миокарда).
Мне начало казаться, что встреча прошлой зимой была всего-навсего игрой моего уставшего разума, плодом воображения, воспаленного нескончаемым потоком бессмысленных мыслей.
До Нового года оставалось несколько часов. Я сидел в родительской гостиной, меня согревал только что подаренный вязаный свитер – красный, с белым рогатым оленем. Мама складывала ярко-алые салфетки в виде рождественских цветков (все время забываю название: пуансиия или пуансеттия…) Из кухни доносились отцовское «ой-хо-хо» и запах имбирных пряников. Братья с женами и ангелочками-племянниками должны были приехать с минуты на минуту.