Дневники: 1936–1941 - стр. 65
4 мая, вторник.
День смерти матери446 в 1895 году – 42 года назад, – и я помню этот момент, как ранним утром доктор Сетон447 уходит по Гайд-Парк-Гейт, опустив голову и заложив руки за спину. Помню также пикирующих голубей. После ее смерти нас отправили в детскую, и мы плакали. Я подошла к открытому окну и выглянула наружу. Думаю, это было сразу после смерти, раз доктор Сетон покидал дом. Картина того утра до сих пор стоит перед глазами! Что было потом, я не помню.
Я устала после нашей молодежной вечеринки: гости засиделись до 0:45. Забастовка продолжается, так что автобусов нет и приходится идти пешком. Улицы выглядят странно: все увешаны транспарантами, белыми на Бонд-стрит, красными у «Selfridges»448; омнибусов нет; настроение на улицах сниженное; такси и бесчисленные частные автомобили; толпы, стада людей бредут по тротуарам. Я зашла в новое роскошное ателье Мюррея на Гросвенор-стрит; никогда бы не стала заходить внутрь, если бы не знала владельца, когда он еще был беден; прекрасную библиотеку XVIII века превратили в рабочее помещение с длинными столами на козлах, а снаружи у стены сада стоит большое дерево. Женщины средних лет, толстые, худые, невысокие, вышагивали, словно лошади перед скачками в Аскоте, пока я застенчиво и неумело разглядывала манекены. Снова почувствовала соблазн одежды. Заказала платье; возникло искушение купить еще и пальто. Но пока не чувствую себя богатой, хотя говорят, что в Америке выходит уже 4-е издание романа «Годы» – всего лишь рекламный ход, а «Hardcourt Brace» не так щепетильны, как мы. Затем мне пришлось толкаться на Оксфорд-стрит, но плечи и ноги так ныли, что я свернула в переулок и наконец добралась до метро; меня впихнули в одну дверь и вытолкнули следом за добродушным толстяком, который сказал: «Проходите за мной». Почему «проходите за»? Какой социальный слой так выражается? Выпускники частных школ, я думаю (кстати, никаких заметок о моем выступлении на Би-би-си – только частные письма).
Как бы я ни устала, вечеринку все же надо упомянуть. Салли; Джулиан; дверной звонок – Спендеры; Чилвер449; Уильям. В общем, нас было много – камин не зажигали – теплый весенний вечер. За ужином Джулиан раскритиковал отношение «блумсберийцев» к образованию. Мол, его ничему не учили, только каким-то литературным изыскам.
– Но я хотела, чтобы ты пошел в адвокатуру, – сказала я.
– Да, но моей матери не втолковали, – довольно резко ответил он.
Сейчас, в 29 лет, Джулиан чувствует, что ничего толком не умеет. При этом он, как мне показалось, выступал против всех профессий. Это аргумент в пользу меня, у кого в лучшем случае есть полпрофессии. Салли согласилась. Спустившись, мы обнаружили Инес [Спендер]; она сдержанная, миниатюрная; типаж греческой лошади; немного суровая и непреклонная; застенчивая, я бы сказала; в красном платье-халате; молчаливая и тихая; педантичная. Уильям [Пломер] очень упитанный; как будто только что сошел на берег в Брайтоне; румяный и бодрый; много сплетен и шуток о Хью: