Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991 - стр. 20
Из Лежнева мы выехали уже зимой, лежал снег, и было холодно. В Москве остановились у дяди Митрофана. В Москве уже были карточки и было голодно. Дальше поехали поездом до Мурома. Пароходы уже не ходили. Сколько мы ехали, не знаю. Помню только, что в Муром мы приехали вечером, было уже темно. В доме, где мы остановились, было много народа. Вероятно, это был постоялый двор. Горела большая керосиновая лампа, на столе стоял самовар и чайники и чашки. У хозяйки был грудной ребенок, и она рассказывала, что ночью тараканы искусали ему лицо. Тараканов я никогда не видела и не представляла, как они могли искусать ребенка.
От Мурома до Погоста надо было добираться на лошадях. Когда и как мы выехали, не помню. Осталось в памяти: мы едем на санях, по обе стороны темный лес. Алексей и я сидим сзади, укутались в тулуп. Валя у мамы на руках, они с отцом сидят впереди. Мне страшно. Я вспомнила, как мама рассказывала мне про Илью Муромца и Соловья-Разбойника, как Соловей-Разбойник сидел на дереве и стрелами убивал людей. Я осторожно выглядывала из тумана и смотрела на деревья – а вдруг там сидит этот разбойник?
В Погост приехали ночью. Остановились на Вышворке (это переулок, перпендикулярный нашей Большой улице), в семье Рогановых. Алексей Роганов – друг отца. Жена его, Татьяна, сразу стала нас устраивать. Разговаривали, наверное, до утра. Алексей рассказал, что накануне ночью в селе контра устроила резню. Зверски расправились с коммунистами и сочувствующими им. В основном эта банда была из Касимова. Алексей сказал, что искали и нашего отца, и посоветовал ему на время скрыться. Ночью они с отцом открыли наш дом, то есть двери и окна, и рано утром мы перебрались туда. Отец сидел в подвале, и утром мама всем говорила, что отец еще не вернулся с фронта. Когда кончилось посещение соседей, отец вышел из подвала. Окна закрыли тряпками, дверь все время была на крючке. Алексея держали дома, а я уже была испытанным конспиратором. Ночью отец надевал мамину юбку и платок на голову и выходил через заднюю калитку в огород подышать воздухом.
Позднее, когда я уже стала разбираться в происходящих событиях, я узнала, что осенью 1918 года в Касимове было белогвардейское восстание, которое перекинулось и в близлежащие села. А отца нашего односельчане считали большевиком за его язык.
Когда Советы покончили со всякой контрой в нашем уезде, отец объявился, как будто с фронта.
Была уже весна 1919 года. Надо было вспахать огород и посадить картошку. А лошади нет. Лопатой копать трудно и долго. Пришлось маме заплатить за вспашку огорода своим красивым синим костюмом.