Дилетантское прощание - стр. 16
В тот день, когда умерла Дороти, сестра отвезла меня домой. Я смотрел на нее и завидовал ее невозмутимости. Руки на руле в позиции «десять и два», как когда-то учил отец. Идеально прямая спина. (Сестра никогда не горбилась, как другие женщины, пытающиеся казаться ниже ростом.) Поначалу она старалась поддержать беседу – жара, дождя не обещают, бедные фермеры, – но, заметив, что я не расположен к разговорам, смолкла. Вот еще ее хорошая черта. Молчание ее не тяготит.
Мы ехали через запущенный больничный район – заколоченные дома, замусоренные тротуары, – но все его обитатели выглядели удивительно здоровыми. И мамаша, за руку тащившая своего карапуза, и мальчишки, друг друга пихавшие на проезжую часть, и человек, воровато заглядывавший в припаркованную машину, – ни у кого никаких изъянов. На перекрестке парень, уступивший нам дорогу, от избытка энергии аж подпрыгивал. Здешний народ казался несокрушимым здоровяком.
Я обернулся и через заднее стекло посмотрел на больницу: старинный купол, величественные пешеходные мостики, боковые башни – ну целый город, издали похожий на рыцарский замок. Потом я опять уставился на дорогу.
Нандина хотела отвезти меня к себе. Якобы в моем доме жить нельзя. Но я, твердо решив наконец-то избавиться от всех этих жалостливых взглядов и сочувственных шепотков, велел ехать ко мне. Она согласилась так легко, что это не могло не насторожить. Видимо, решила, что я передумаю, все увидев своими глазами. Когда въехали в мой квартал, Нандина сбросила скорость, дабы я хорошенько рассмотрел сучки и ветки, устилавшие улицу. Мои сучки и ветки. Остановившись перед домом, сестра выключила зажигание.
– Давай-ка я подожду, пока ты удостоверишься, что здесь тебе будет уютно, – сказала она.
Целую минуту я молчал. И смотрел на дом. И впрямь, картина была хуже, чем я представлял. Дуб занимал весь двор, словно упал не по прямой линии, а разлетелся вдребезги, ударившись о землю. Он разнес северную часть дома и почти сровнял с землей веранду. Огромная дыра в крыше была заделана листом ярко-синего пластика. Это Джим Раст похлопотал. Кажется, он говорил, что пригласил кого-то… Там, где раньше был конек крыши, пластик прогнулся, и я вспомнил впадину в груди Дороти, когда ее вынесли из-под обломков. Ладно, не думай об этом. Думай о чем-нибудь другом.
– Все будет хорошо, – сказал я. – Спасибо, что подвезла.
– Давай я зайду в дом.
– Езжай, Нандина.
Сестра вздохнула и завела мотор. Я чмокнул ее в щеку – это была уступка, обычно я сдержаннее в проявлении чувств. Затем выбрался из машины и, хлопнув дверцей, зашагал к дому.