Размер шрифта

Дежавю. Антология - стр. 23

Чтоб краски на холсте, как ягоды,

Взяв мастихин, слегка подравнивать.

Размышления на скамейке в районе улицы Ваци

Ах, сколько минуло годков,

Порой несчастных…

Дружище, Юра Холодков,

Где же сейчас ты?

В венгерской жизни суету

От скуки отчей

Бежать хотел. Сейчас я тут

С тобой – заочно.

Луна двояка нынче (так

Бывает в море) —

То полустершийся пятак,

То форинт.

Ты говорил, что падежей тут двадцать семь,

Ошибочно накинув пару лишних,

Что не было помехой, ведь гусей

Пасти бы мог, с пейзажем здешним слившись.

И, позабыв московской речи вздор,

Не только откровенный – даже отзвук,

Как сыр овечий, резал бы простор,

И пил бы, как вино, мадьярский воздух.

Как жаль, что нам не встретиться теперь —

Поворошить времен минувших ветошь,

Потолковать о горечи потерь

И помянуть друзей, которых нет уж.

Под сводами базилики

Святого Иштвана

Пели в храме, где служилась месса,

Ну, а я душой, как будто в брешь,

Улетел, услышав вдруг Бернеса —

О солдате, бравшем Будапешт.

Вспомнил патефона синий ящик,

Черную пластинку под иглой…

Вспомнил то, что было настоящим,

Не покрытым патиной и мглой.

По весне и яблони, и вишни

Там цвели у изб и у дорог —

Это я о тех, что здешний Иштван

Знать не знал, и знать, увы, не мог.

Меченые годы

45-й? Все, как будто, просто:

«Смерть фашистам!», «Гитлеру капут!»…

Это 56-й вопросом:

Почему тогда мы были тут?

Безутешная музыка

Осень снова такая,

Что забыл я почти.

Воздух терпче токая

Из ближайшей корчмы.

Вечер стелется сизый —

Пустота и тоска,

Даже птиц на карнизах

Взгляду не отыскать.

Лишь рекламы цветные

Приглашают к вину…

Рожё Шереша[1] ныне

В самый раз помянуть.

О, печаль Будапешта,

Все ж светла твоя явь,

Где звучит безутешно

Его старый рояль.

Владимир ЗАГРЕБА / Париж /

«Писатель Загреба к тому же замечательный доктор, но не только. Он, я бы сказал, патологоанатом человеческой души. Своим пером он проникает в такие глубины человеческого духа, куда никогда не проникнет ланцет хирурга». (Алексей Хвостенко) «Книга Загребы целиком остраненная. Ее читать хочется, и она дочитывается до конца, несмотря на массу непонятного с первого взгляда, требующего остановиться и расшифровывать. Энергия автора переливается в читателя, минуя “понимание” и дразня его любопытство. Загреба ироничен, как Свифт, текуч, как Джойс, ностальгичен, как Пруст…» (Николай Боков)

Летающий верблюд

Отрывок

А эта Коко, кокотка – балансьегина соперница была тоже ничего себе… Дамочка что надо… вся «соткана» из сплошных противоречий и поисков. Да и кто такая Коко? Кокотка – да, и не Сосо вовсе, а Gаbrielle, Воnheur, Сhanel. С самого первого дня рожденья ей сразу улыбнулось счастье, хотя бы потому, что ее второе имя, после

Страница 23

На следующую страницу