Девятая попытка Кота Митрохина - стр. 1

Разрешите представиться: Кот! Большой, рыжий, с белыми полосками котище, с генеральскими усами и пронзительно-зелеными глазами. В полном расцвете сил. А почему именно Кот? Да так, для краткости и устранения неразберихи. Знаете, как бывает – придумывать имя лень, к тому же вдруг да не угадаешь, а Кот – самое то: «Эй, Кот! Кис, кис» или «Котик, рыбки хочешь? А Китикэта?» (тьфу, гадость какая!), а то и «А ну, Кот, пшел отсендова!» По-всякому, в общем. Мда…

Вот так и привык к прозвищу. А вообще-то, меня зовут Веня. Митрохин.

«Что за странное имя для кота?» – спросите вы. И будете правы, хотя и частично! Это не имя странное, а я, вернее, моя внешность. И я вовсе не кот, а такой же человек, как и вы. Внутри. Не верите? Я бы тоже не поверил, но – увы! – так уж получилось. Нет, умом я не тронулся и в костюм кота тоже не облачался для повышения, так сказать, охмуряемости дам – с с дамами у меня и без того полный порядок. Я действительно кот, хотя раньше и был человеком. Но обо всем по порядку.

Все началось одним ранним майским утром выходного дня, когда солнце, сговорившись с одуревшими от тепла птицами, не дает поспать лишний часок. Первое нахально врывается в комнату даже сквозь плотные занавеси, так и норовя «засветить» в глаз, а вторые надрывно щебечут переливами, словно пришел конец света. И даже попытка зарыться с головой в душные подушки не приносит долгожданного покоя и умиротворения.

Только не подумайте, будто я брюзга какой. Нет! По натуре я жизнерадостный оптимист и даже очень люблю и солнце, и весну, и всяких там птичек-воробушков. Но не в пять утра, и не когда ты, вернувшись с шумной дружеской вечеринки в четыре часа, прилег наконец сладко вздремнуть!

Сам-то я почти не пьющий – не люблю это дело. Пропустил пару рюмочек самодельной клюквенной настоечки, а потом весь вечер сидел дурак дураком да смотрел, как честная компания медленно «наклюквивается». Мне бы уйти сразу, да вот не получилось. Так и просидел до утра, пока последний из гостей ликом в салат не опустился. Растащил, значит, всех по диванам и кроватям, а сам – до дому. Только прилег, и тут – на тебе: солнце, птицы… А, чтоб тебя!.. Еще и будильник в телефоне запиликал.

В общем, сну пришел конец. Причем, окончательно и бесповоротно.

Вздохнул я, сполз с кровати и угодил ногой в бокал с холодным чаем. Надо же, забыл! Специально ведь поставил, вдруг ночью (вернее, утром) пить захочется. Напился… Сижу с задранной ногой и мокрыми растопыренными пальцами и смотрю, как по полу растекается темная лужица. Нет, вот же невезуха!

И стоит подумать о проклятой невезухе, как она мгновенно приклеивается к тебе и преследует весь день. Яичница пригорает к тщательно отскобленной сковороде, чего с ней обычно не случается. У чайника в самый неподходящий момент отваливается ручка. Бутерброд с маслом и джемом по неизвестной причине выскальзывает из пальцев, падает на колени и оттуда медленно, словно издеваясь, сползает на пол и устраивается на нем опять же липко-масляной стороной. А когда, дочиста отдраив половой тряпкой кухню и пролив полтаза воды мимо унитаза, собираешься принять прохладный душ, из него вместо ожидаемой этой самой прохладной бьет струя кипятка. И совершенно непонятно, откуда в трубе с холодной водой взялась горячая. От раскаленных струй, жалящих тело, словно рой обезумевших ос, внезапно наступает такая бодрость, что ты вмиг выскакиваешь из ванны, подобно олимпийскому прыгуну в высоту…

А тут еще и Серега Спицын названивает.

Нет, не буду брать трубку. Не хочу!

Телефон надрывается, потом смолкает. А через минуту-другую опять начинает кружить по столу, жужжа вибромоторчиком. Скрепя сердце беру телефон и, артистично изображая голосом вяло-сонное состояние – какой уж тут сон! – отвечаю:

– Алло-у.

– Веня? Здоров, друг! Как делищи? – Бодрый, с хрипотцой бас Сереги врывается в ухо, молотя по барабанной перепонке, словно папуас дубиной по родному, обожаемому дун-дуну1.

– Серый, какие делищи? – морщусь, отодвигая телефон от уха. – Ты вообще на время смотрел?