Девять писем для Софии - стр. 14
О нет, моя дорогая, не представляй! Ты никогда не сделаешь ничего дурного. А я недостойная мать, и потому оставляю после себя только письма. Мне было бы стыдно смотреть в твои глаза.
Тогда, несколько тысячелетий назад, я проснулась в больничной палате с облезлыми стенами. От тщательно вымытого пола пахло хлоркой, и я едва подавила рвотный рефлекс. В ноздри ворвался резкий запах нашатыря, и чьи-то огромные руки в синих перчатках коснулись моего вспотевшего лба. Я застонала от внезапной боли где-то под рёбрами и открыла глаза. Сразу сощурилась от резкой вспышки света…
Во сне было намного лучше, чем здесь, в этой тесной невзрачной комнате. И, хотя зажимаешь нос, ты всё равно ощущаешь тошнотворную вонь безнадёжности. Я повернула отяжелевшую голову и поймала на себе встревоженный взгляд отца. За пару недель он постарел на несколько безутешных лет. Даже в густых чёрных волосах, которые я так любила взлохмачивать, поблёскивали первые седые пряди. Не помню, что я их когда-нибудь раньше видела. А может быть, это была вовсе не я, может быть, я никогда не смела прикасаться к его волосам, а наблюдала, всегда только наблюдала… Боже мой! Мысли путаются прямо как тогда, в тот странный день, когда я стала двойником. Помню, как отвернулась мама, закрыв руками лицо. Наше счастье отцвело, как ветка сирени на подоконнике у распахнутого окна… Осыпалось, сморщилось, увяло… «То участь всех: всё жившее умрёт и сквозь природу в вечность перейдёт»2.
Никто из них не сказал мне правду. А я не призналась, что всё вспомнила. Мы упрямо хранили молчание, но всё понимали без слов. С этой минуты и до сегодняшнего дня я продолжала ощущать присутствие сестры-близнеца. Она наблюдала за каждым моим жестом, вслушивалась в каждое слово, жадно ловила интонации и тяжело вздыхала над изголовьем, пока я спала. Наверное, ей тоже хотелось жить. Хотелось занять моё место. Забрать то, что по праву принадлежало ей. Да, она, безусловно, меня любила, но всё равно не могла смириться и добровольно отдать своё имя.
Однажды ночью я мучилась от жажды. В комнате было жарко и душно, и не спасал даже ветер, игравший занавеской у окна. Я встала с кровати и побрела на кухню босая и в одной ночной рубашке. Потирая заспанные глаза, я вдруг замерла у двери. Мама сидела за столом, сгорбившись, как старая колдунья, отравленная одиночеством, из той сказки, которую когда-то сама рассказывала мне перед сном. Она разглядывала фотографию в деревянной рамке, водила пальцами по стеклу и еле слышно всхлипывала. Из своего уголка я не могла видеть человека на фото. Конечно, лучше было не обнаруживать своего присутствия. В последнее время мама и так постоянно на меня злилась, словно её раздражало само моё существование. И мне так хотелось превратиться в бледную тень, чтобы она перестала ругаться, стать призраком-соглядатаем, вычеркнуть своё имя из списка действующих лиц комедии дель арте