Девушка-катастрофа, или Двенадцать баллов по шкале Рихтера - стр. 6

– Только после того, как меня оставишь в покое ты! – лыблюсь, распахивая входную дверь и вышвыривая чемодан на лестничную площадку.

– Ну ты и козел! – не выдерживает разъяренная девушка. – Выставляешь мать с ребенком на руках... Где твоя совесть, бессовестная ты скотина?!

– Думаю, там же, где и твоя скромность! – припечатываю я, громогласно захлопывая дверь за нахальной девицей. – Скатертью дорожка.

После этого победно вскидываю в воздух крепко сжатый кулак и направляюсь наконец-то принимать душ.

3. 2 глава. Эмили

Остаюсь стоять на лестничной площадке и глядеть на захлопнувшуюся за нами дверь. Хочется обозвать наглеца самыми обидными словами и оставить на поверхности двери парочку идеального вида отпечатков своей правой ноги, вот только Ангелика тревожно ворочается у меня на руках, и я, подхватив чемодан за длинную ручку, волоку его вниз...

Уже на улице, присев на скамейку и тяжело вздохнув, вытаскиваю смартфон и нажимаю на кнопку быстрого вызова. Отвечают мне в ту же минуту...

– У нас ничего не вышло. Извините! – винюсь с еще одним тяжелым вздохом. – Нас выставили за дверь.

Уже через двадцать минут около дома останавливается красный «опель-адмирал», и бойкая пожилая леди в цветастом платке заключает меня в свои стремительные объятия.

– Не бери в голову, дорогая, – щебечет она жизнерадостным голоском. – Одна проигранная битва не делает нас проигравшими войну. – Потом укладывает чемодан в багажник, а сама садится за руль: – Вот увидишь, он еще пожалеет о своем жестокосердии, негодный мальчишка. – И уже другим голосом: – Как ты сама? Все в порядке?

Я и сама толком не знаю, в порядке ли я: адреналин так и бурлит в моей крови... Разочарование, обида, злость – все разом не даёт мне покоя.

– Он обозвал меня шлюхой, – жалуюсь фрау Риттерсбах.

И та качает головой:

– За это он ответит вдвойне, вот увидишь!

– А еще его стошнило от вида моей обнаженной груди... – Старушка недоуменно вскидывает брови. – … когда я кормила Ангелику, – поясняю с румянцем на щеках, и фрау Риттерсбах понимающе хмыкает.

– Так это он с похмелья все еще не в себе, не принимай на свой счет.

– Я его ненавижу! – вскидываюсь обычно кроткая я. – Надутый индюк. Смазливый урод. Придурок... Идиот, каких мир не видывал!

Тут уж старушка отводит взгляд от дороги и одаривает меня по-настоящему красноречивым взглядом.

– А он тебя зацепил, – констатирует она, ловко сворачивая в сторону дома. – Удача на нашей стороне!

Мне хочет возразить, что ни о каких зацепках и речи быть не может, что этот тип глубоко мне омерзителен, однако на меня наваливается такая дикая усталость, что вести пустопорожние споры начинает казаться чрезмерно обременительным занятием, и я погружаюсь в свои мысли.