Девушка-катастрофа, или Двенадцать баллов по шкале Рихтера - стр. 31
И я не могу сдержать улыбки:
– Да, что-то вроде этого она и сказала. – На самом деле, мне просто пришло время кормить Ангелику, и, подхватив дочь с кроватки и уложив ее на полусогнутую руку, начинаю приподнимать край футболки, чтобы приложить ее к груди.
Жду, когда Юлиан отвернется, но он молча наблюдает за каждым моим движением, так что я не выдерживаю, смутившись его неожиданным любопытством.
– Может, уже отвернешься? – спрашиваю парня. – Иначе как бы тебя снова не стошнило при виде моей обнаженной груди.
Он, кажется, не сразу понимает, о чем речь, но все-таки спешит отвернуться, и тут же запинается об одного из мопсов и едва не падает на пол.
– Чертовы псины, – рычит он в сердцах. – Кто вообще может хотеть завести нечто подобное в доме.
– Кто вообще может не хотеть этого, – парирую в ответ.
Юлиан бубнит себе под нос нечто нечленораздельное, должно быть, не предназначенное для женских ушей, и стремительно скрывается в своей спальне. Откуда ровно через секунду раздается его злобный рык:
– Одна из этих... этих... – он явно пытается подобрать слово позабористее, да ни одно из них не кажется ему достаточно подходящим, – маленьких паскуд, – высказывается он наконец, – наделала в мои домашние тапочки.
– Не может быть, – искренне удивляюсь я, и звучит это почти как: «О такой удаче сложно было и помыслить!» И Юлиан вылетает из комнаты с таким перекошенным злобой лицом, что я даже пугаюсь.
– Сама посмотри, – тычет он пальцем в сторону спальни. – А я пошел, знаешь ли. Я под всем этим не подписывался! – И стремительно направляется в сторону входной двери.
Меня накрывает волной паники:
– Ты не можешь уйти, – кричу я ему, не способная даже соскочить с дивана и удержать его за руку – Ангелика все еще лежит у моей груди. – Мне нужно развести собак по домам, а ты должен присмотреть за ребенком.
– Ничего я тебе не должен! – припечатывает Юлиан, захлопывая за собой дверь.
Нет-нет-нет-нет, он не должен был уходить... Не должен был бросать меня один на один пусть и с надуманными (для меня), но такими реальными (для него) проблемами. Где его пробудившиеся чувства долга и ответственности? Где его человечность, в конце концов?
Еще какое-то время сижу в полнейшей прострации, гадая, что же мне теперь делать... Этим своим поступком Юлиан, как будто бы, откинул нас в самое начало пути, заставил усомниться в нашей способности помочь ему измениться... Я уже беру телефон, чтобы написать о случившемся в нашу общую группу, когда дверь вдруг открывается, и я вижу сбежавшего было парня с пакетиком сырных палочек в руках.