Девушка А - стр. 4
– Ваши родители удивили меня, – подытожила она.
Я смотрела мимо нее – солнечный луч подрагивал на оконной раме, стремясь ворваться в комнату.
– То, что вы пережили, – ужасно. Все мы, кто работает здесь, надеемся, что вы сумеете это преодолеть, и желаем вам обрести покой.
– Если вы не против, давайте все же перейдем к тому, зачем я приехала, – сказала я.
Адвокат стоял за дверью наготове, как актер, ожидающий своего выхода. На нем был серый костюм с веселеньким галстуком, и адвокат в нем сильно потел.
Он присел на диван, кожаная обивка скрипнула. Представился:
– Билл. – И тут же снова вскочил, чтобы пожать мне руку.
Ворот его рубашки промок от пота и стал таким же серым, как костюм.
– Я знаю, – сразу продолжил он, – что вы тоже юрист.
Он оказался моложе, чем я ожидала. Может, даже младше меня. Вероятно, мы учились в университетах примерно в одно время.
– Всего лишь штатный юрист в компании, – ответила я и, чтобы придать ему уверенности, добавила: – Я ничего не смыслю в завещаниях.
– Ничего, как раз для этого я и здесь.
Я улыбнулась ему ободряюще.
– Что ж, тогда приступим, – произнес Билл и побарабанил пальцами по коробке. – Это личные вещи, а этот документ – ее последняя воля.
Он пододвинул ко мне конверт, я взяла его и вскрыла. В завещании, написанном Маминым нетвердым почерком, было сказано, что Дебора Грейси назначает дочь, Александру Грейси, исполнителем своей воли; что все имущество Деборы Грейси, состоящее: первое – из личных вещей, находящихся в тюрьме Ее Величества Нордвуд; второе – из двадцати тысяч фунтов стерлингов, унаследованных ею от мужа, Чарльза Грейси, после его кончины; третье – из недвижимого имущества, расположенного по адресу: Холлоуфилд, Мур Вудс-роуд, 11, – надлежит разделить поровну между всеми ныне здравствующими детьми Деборы Грейси.
– Исполнителем, – повторила я вслух.
– Насколько я понял, она была уверена, что вы справитесь, – сказал Билл.
Я рассмеялась. Мне представилась Мать, сидящая в камере: как она перебирает светлые волосы, длинные-предлинные, доходящие до самых колен. Она могла спокойно сидеть на них – это была ее фишка. Она составляет завещание под руководством Билла, который жалеет ее и от души желает помочь – и потеет, совсем как сейчас. У него куча вопросов, а Мать держит ручку, и ее бьет дрожь напускного отчаяния.
– Быть исполнителем, – объясняет ей Билл. – Это почетно. Правда, с другой стороны, – это, конечно, административная ответственность; кроме того, исполнитель обязан общаться с бенефициарами[2].
И Мать – с пожирающим ее желудок раком, сознающая, что издеваться над нами ей осталось считаные месяцы, – точно знает, кого ей назначить.