Девочка с медвежьим сердцем - стр. 5
Вздрогнув, Мейкпис проснулась. Сердце билось так громко, что ее затошнило. Девочка инстинктивно протянула руку, надеясь получить тепло и утешение от спящей матери. Но матери не было. Мейкпис вспомнила, где находится, и сразу пала духом. На этот раз она не дома, в уюте и безопасности. Она в ловушке. Похоронена заживо. Окружена мертвыми.
Неожиданный звук заставил ее оцепенеть. Прерывистый шорох на полу, поразительно громкий в холодной свежести ночи. И тут кто-то маленький и легкий пробежал по ноге Мейкпис. Она невольно вскрикнула, но уже в следующий момент пульс забился медленнее. Девочка ощутила легкое прикосновение меха, укол крохотных коготков.
Мышь. Где-то в комнате мышь, ее светящиеся глазки следят за ней. Значит, Мейкпис не оставлена наедине с мертвыми. Конечно, мышь ей не друг. Мыши все равно, если мертвые существа убьют Мейкпис или сведут с ума. Но девочку успокаивали мысли о животном, нашедшем убежище от сов и ночных хищников. Мыши было безразлично, любят ее или нет. Она знала, что может рассчитывать только на себя. Где-то там, в укромном углу, ее сердце размером с ягодку смородины билось яростной волей к жизни. И сердце Мейкпис вскоре последовало его примеру.
Она не видела и не слышала мертвых, но ощущала, как они шарят и царапаются по краям ее сознания. Ждут, когда она устанет, поддастся панике или расслабится. И тогда они нанесут удар. Но Мейкпис нашла в душе маленький узелок упрямства.
Труднее всего было не заснуть. Мейкпис щипала себя и долгими темными часами вышагивала по комнате, пока наконец не увидела, как ночная тьма уступила место серенькому свету раннего утра. Ее тошнило, трясло от слабости, голова горела, израненное сознание кровоточило, но она, по крайней мере, выжила.
Мать пришла перед самым рассветом. Мейкпис молча последовала за ней, склонив голову. Она понимала: мать ничего не делает без причины. Но впервые она не могла ее простить и знала: их жизнь уже никогда не будет прежней.
Почти каждый месяц мать отводила Мейкпис на кладбище. Иногда проходило пять или шесть недель, и Мейкпис начинала надеяться, что мать отказалась от своих намерений. Как вдруг Маргарет сообщала, что, по ее мнению, «ночь будет теплой», и сердце Мейкпис сжималось: она слишком хорошо знала, что это значит.
Девочка не могла заставить себя протестовать. При воспоминании об отчаянном унижении в первую ночь ей становилось плохо.
Если кто-то забывает о гордости и молит всем сердцем, но его мольбы напрасны, он уже никогда не станет прежним. Что-то в нем умирает, а что-то рождается. Словно после пережитого в душе Мейкпис, подобно зимней росе, осело новое восприятие мира. Она сознавала, что больше не сможет чувствовать себя в безопасности или любимой, как раньше. А еще знала, что ни за что на свете не станет никого умолять.