Детство - стр. 30
Когда змей наскучил мне, я спрыгнул прямо на улицу. Дед вздрогнул:
– Проказник, с крыши сиганул, а!
Я со смехом притискиваюсь к нему под бок. Дед успокаивается, обнимая меня одной рукой, продолжает беседовать с ткачами.
– Эрмат, свет мой, ученик твой ушел, что ли, от тебя? Смирный, покладистый парнишка был.
Высокий, лет пятидесяти безбородый ткач говорит сдержанно, продолжая заниматься своим делом:
– Да, ушел. В Фергану уехал. Вот прибавилось фабричного товара, и в нашем деле наступил застой. Ткачей шелка и тех совсем мало осталось: там один, тут один… Скоро и мне, наверное, придется свернуть дело. Расходов и тех не оправдываешь.
Дед кивает головой:
– Ты прав. Раньше все люди носили простую бязь. Девушки, женщины и те в бязь одевались. А появился ситец, и дела ткачей пошли на убыль. Фабриканты утопают в деньгах. Выходят все новые и новые товары – бархат, плис, сукна, шелка и всякие прочие штуки. Да, здорово переменились времена. Но, сын мой, худые эти времена. Злодеяниям и притеснениям нет предела. Правде, справедливости пришел конец. Нам только и осталось уповать на аллаха, друг мой!
– Верно, отец! Справедливые слова. Бедняки неимущие в обиде, а сытые кутят, распутничают.
– Дед легонько трогает бороду, говорит ткачу:
– Запасись терпением, сын мой, и достигнешь своих желаний. Но мой совет тебе такой – бросай ткачество. Занятий всяких много, берись за какое-нибудь подходящее по времени. Даст бог и придет к тебе удача.
Я тяну деда за руку:
– Идемте, дедушка, на гузар сходим!
– Ах, сорванец! Ну, идем, идем, – говорит дед, с трудом поднимаясь на ноги.
Взявшись за руки, мы отправляемся на перекресток, к лавкам.
Деду нездоровилось. Уже будучи больным, он некоторое время еще держался кое-как, а потом слег окончательно. Теперь он уже не встает с постели на террасе. Лишь иногда приподнимется через силу и посидит на солнышке, сунув за спину подушку.
– Хорошо бы Таш приехал. Сил нет, ко сну клонит, это знак близкой смерти, похоже сочтены дни мои, часто говорил он бабушке.
Приехал отец. Он, хоть в душе и был опечален, старался утешить деда, когда тот начинал жаловаться на недомогание.
– Не бойтесь, – говорил он, – вы хорошо выглядите, отец, и еще поживете.
А тетка с Лабзака чуть не каждый день приводила всех своих ребятишек и плакала, не переставая. Так что деду самому приходилось утешать ее.
– Перестань, не плачь, доченька, – говорил он. – Смерть – это наследие наших отцов…
Хорошо помню. Как он дрожащими руками брал иногда дочку тетки и мою сестренку Шарофат (они были еще младенцами). Подержит, пожелает им: