Детство - стр. 25
– Мерзавцы! Убирайтесь отсюда! А то вот дам свисток…
Мы, мальчишки, бросаемся врассыпную. Только один не очень проворный, как всегда, попадает в руки караульщика и ревет что есть силы.
Солнце давно вышло из-за туч. С крыш, с водосточных желобов со звоном зачастили крупные прозрачные капли. Крыши почти сплошь камышовые, залитые глиной. Только изредка увидишь железную, значит, считай, там байский двор.
У нас в доме, кроме Исы, нет никого, кто мог бы сгрести снег. Дед стар, даже с палкой еле-еле передвигается, я – мал. Иса, вернувшись из школы, лезет на крышу, тужась через силу, сбрасывает во двор уже начавший таять снег. Я тоже взбираюсь по лестнице, волоча за собой обломанную по краям старую лопату. С минуту стою, раскрыв от удивления рот: горы, белые от снега, кажутся мне совсем рядом.
Иса кричит мне с крыши:
– Эй, куда ты? Брось лопату!
Я бросаю лопату и рукавом утираю под носом.
– Слезай сейчас же! – опять кричит Иса. – Свалишься, здесь очень скользко.
Я нехотя спускаюсь во двор. От нечего делать некоторое время кружу по улице. Потом отправляюсь к бабушке Таджи. И не без умысла. Семья бабушка Таджи имела сад за городом. Осенью они привозили оттуда порядочно сушеного урюка, изюма, патоки. Урок был у них неважный, с присохшей к косточке мякотью, но я все-таки ради него часто захаживал к ним.
Первым меня встречает младший сын бабушки, Мумин, паренек лет шестнадцати. Он только что закончил сгребать снег с крыши и сходил с лестницы.
– А, приятель! Заходи, заходи! – улыбается Мумин. – Знаешь, я одну интересную сказку запомнил.
– Э-э, сказки лучше слушать вечером, – уклончиво говорю я.
– Ну, тогда расскажи ты, а мы послушаем.
Очистив лопату от снега, Мумин ставит ее к стене террасы, а сам, потирая руки, подсаживается к сандалу.
– Снегу много выпало, хорошо для пшеницы! – говорит он, поудобнее устраиваясь у сандала. Потом приподнимает край одеяла: – Давай, садись!
Я поглубже залезаю под одеяло. Бабушка Таджи – полная, могучего сложения старуха – заглядывает под сандал, лопаточкой ворошит угли, от них пышет жаром.
– Сказку я вечером расскажу, – говорю я Мумину, зная наперед, что он начнет упрашивать меня.
В это время из дома выходит Тураб, старший брат Мумина. Это был уже взрослый парень лет девятнадцати-двадцати с темным цветом лица и крупной головой.
– Э-э, ничего вы не знаете. У этого плута на уме только сушеный урюк, – говорит он, посмеиваясь, потом поворачивается ко мне: – Условие у нас будет такое, друг мой: хоть еще не вечер, сказку ты нам расскажешь, и тогда – получай урюк.