Детство - стр. 21
Дед отвечает не сразу.
– Не знаю. Когда был в Хумсане, смотришь, смотришь, десять-пятнадцать дней, и уже мчится кто-нибудь с известием. А в Янги-базар уехал – молчит и молчит. – И после небольшой паузы продолжает: – Разъезжает, наверное, по знойной степи детишек ради, ради нас, стариков. Добывать на жизнь – тяжкое бремя, мука, пытка… Муравей и тот постоянно в работе, трудится день и ночь. И человек, к примеру, то же, что муравей. А наше дело – сиди и молись за него в пору каждого из пяти намазов за день. Теперь нам только это и под силу.
Не переставая жужжать прялкой, в разговор снова вступает бабушка:
– Трудные времена настали: за воду плати, за землю плати, налогам и счету нет. Не жизнь стала, а мука сплошная. Этому Николаю, сдохнуть ему, до народа никакого дела нет.. – Она долго вздыхает и со слезами молит: – Только бы Тош жив-здоров был!..
Глаза деда тоже наполняются слезами. Он с трудом поднимается и, опираясь на палку, еще более сгорбившийся, отправляется к старому Мир-Ахмаду.
Хорошая штука игры. Я шатаюсь целыми днями, играю с утра до вечера. Товарищей у меня много: Кадыр, Агзам, Тургун, Ходжи, Ахмад, Сабир… Кадыр – с виду смирный, но если разозлится, без всякого лезет в драку. Ахмад – озорник и азартный игрок в ашички. Отец Ходжи – чернорабочий, еле сводит концы с концами, но порядочный хитрец. И сын в него пошел. Сабир – маленький, но довольно крепкий и бойкий. И вообще ребят в нашем квартале много, и все они не похожи друг на друга.
Для нас все забава: арба, почему-либо оставленная на улице, ашички, чижик, бег наперегонки. Короче: скучать нам не приходится. Каждый день по нескольку раз мы принимаемся за те же игры снова и снова.
Я, хоть в школу не хожу еще, знаю на память отдельные небольшие стихи корана, кое-какие газели Машраба. Выучить их помогла мне старшая сестренка Каромат, и сама же потом удивлялась: «Так скоро и так хорошо выучил, а!»
Всякий раз, когда я повторял заученное, дедушка незаметно прислушивался, а затем после долгого раздумья говорил, обращаясь к матери:
– Сын твой сметливый, Шаходат, грамотеем сделаем этого малого.
– А что ж, будем учить. Только Каромат тоже пусть продолжает учение. Вон Навои, Хафиза читает так, что сердце тает от умиления. И учительница всегда ставит ее в пример.
– Конечно, лучше, если она будет ученая. Девочка – это чья-то жена, но пусть учится. Сам я неграмотный. Спросят «ха», я отвечаю «бе». Таша тоже я самую малость учил, малограмотный он. А внучата пусть будут грамотеями. Да, пусть учатся! – Лицо дедушки светлеет, он улыбается довольный.