Размер шрифта
-
+

Дети заката - стр. 42

– Да, не густо… Ну да ладно, не на допросе. Вспомнишь – так расскажешь.

– Только многое, что увидел, в диковину мне: и одежда ваша, и как говорите, многие слова не понятны. А вот начельник, что в руке держишь, как бы знаком. Видел и даже в руках своих держал.

– Видел, говоришь! Где? У кого? – Леший встрепенулся – Что молчишь?

– Не помню, но видел.

Леший даже потерял интерес к собеседнику.

– Ты вот себя Лешим называешь… Ты что, людей в лесу с пути сбиваешь? Закруживаешь?

– Ну, сказанул! Я и сам вчера заблудился, сегодня только в деревню вышел. Просто мать так в детстве назвала, как бы судьбу со словом своим в мои руки вложила. Так теперь по лесам и мотаюсь. Вся моя работа в лесу была, охранял я его долго… Привык, видно: мне в лесу-то вольготней – не то что в деревне. Ты пока в память-то не войдёшь, оставайся у меня. Места хватит. Один живу…

И правда ведь, как леший… Семью уже, наверное, не завести, да теперь и поздно. Нужно всё делать в срок. После армии что дурью маялся? А представить себя отцом младенца в сорок лет! Дмитрий улыбнулся: ребятишки же сынишку засмеют. Скажут, не отец у тебя, а дед. Да и бабы сейчас редко после двадцати семи рожают. А разве за него молодая пойдёт? Нет, конечно. Ну, а его возраста или чуть моложе – все давно замужем. А кто не замужем, так те спились – они сами не нужны были Лешему.

Бегал он тут к одной. Было уже в привычку вошло: как солнце на закат, он огородами да на сеновал к ней. Дома-то дети её взрослые, неудобно. Только вот один раз он на сеновал, а сосед его по огороду Ванька Родькин с сеновала. Да ещё смехом ему в глаза, что очередь надо соблюдать. Плюнул он в сердцах, вместе с Ванькой пошли спирту у Евсеихи купили и выпили. Посмеялись, как она их принимала, словно по списку. Только вот когда сверх нормы выпили, передрались. Баба-то хороша была, не в смысле хозяйства. Леший тогда соседу нос сломал, но и самому досталось: Ванька тоже был не из робкого десятка. Наутро встретились, похмелились и разошлись. Никто никому зла вчерашнего не помнил, но и товарищами не остались. При встречах руки друг другу не тянули, кивка головы хватало. Только ходить к ней оба перестали.

Невзор от водки не пьянел, только лицо налилось краской. Смотрел в одну точку, что-то шевелил губами, держа начельник в руках, – силился, видимо, вспомнить, но не мог. Дмитрий осторожно потянул начельник у него из рук:

– Ты меня извини, но это мне кем-то оставленная вещица. У себя и хранить буду.

Невзор отпустил начельник, и Дмитрий, аккуратно сложив, убрал его в карман. Встав из-за стола и проводив странного гостя в дом, постелив ему на диване, Дмитрий прошёл в маленькую комнату, где спал когда-то в детстве, и, не раздеваясь, лёг, прикрывшись покрывалом. Дрёма пришла быстро к уставшему человеку, но в засыпающем сознании, словно зарницы, вспыхивали моменты его блуждания по лесу, костёр у болотного ручья, запах пихтовой лапки под головой да крик ночного филина. И затухающая мысль о том, как он всё же ушёл совершенно в другую сторону, погасла, потерялась во сне.

Страница 42