Размер шрифта
-
+

Дети войны. Народная книга памяти - стр. 87

Можно понять горечь обиды отчима на эту явную несправедливость! Это явилось одной из причин, почему, после того как в 1944 году Ленинград был полностью освобождён от блокады и госпиталю пришлось последовать за наступающей, преследующей немцев армией, Абрам Соломонович написал прошение об отставке по состоянию здоровья, которое было удовлетворено! После этого он стал работать заместителем начальника военно-медицинской кафедры Ленинградского санитарно-гигиенического института, а после ликвидации кафедры – до самой смерти в 1970 году, возглавлял ДОСААФ больницы им. И. И. Мечникова. Он ушел из жизни внезапно, собираясь утром 23 мая 1970 года на работу. Прощание с ним прошло в клубе больницы в 9-м павильоне при огромном скоплении народа, в полном соответствии с известной пословицей «На миру и смерть красна», не сдерживали слезы даже санитарки и медсестры! Для моей мамы и меня после совместного 28-летнего проживания с ним это была невосполнимая утрата! Будучи все это время фактически моим отцом, он не только содержал меня, но и поставил на ноги!

Похоронен Абрам Соломонович был на Богословском кладбище Ленинграда с воинскими почестями, соответствующими званию майора, которого он так и не дождался!

Маленькая история большой войны

Кравченко Раиса Сергеевна

Много всего за свою долгую жизнь мы пережили с мужем, Кравченко Аркадием Федоровичем. Мы веселые, жизнерадостные люди, любим пошутить, повеселиться. Мы часто собираемся всей большой семьей у нас дома и отмечаем праздники и семейные даты. Но особенно ярко запоминается главный праздник – День Победы, 9 мая. В этот день как-то по-особенному все ждут наши рассказы о тяжелом военном детстве.

Меня зовут Кравченко Раиса Сергеевна. Когда я была маленькой, меня и мою маму Елизавету Павловну война застала в Ленинграде. Мы тогда жили на проспекте Обуховской Обороны. Город стали бомбить уже в сентябре, мама хватала меня и бежала со мной в убежище. Я помню этот пронзительный вой сирены оповещения, полутёмные комнаты бомбоубежищ. Сидим там по пять, шесть часов, в помещении душно, тесно, маленькие дети не выдерживают, начинают плакать и капризничать, они хотят пить, есть. Меня мама всё время уговаривала потерпеть, говорила, что скоро всё закончится, и мы пойдём домой. Когда тревогу отменяли, все брели к своим домам посмотреть, не разбомбили ли их, уцелел ли дом. В начале декабря и наш дом был разрушен. Пришлось нам с мамой переезжать к родственникам.

Зима в 1941 году началась очень рано. Вместе с ноябрьскими морозами в город пришёл голод, были введены карточки на хлеб и на другие продукты. А чтобы хлебушек получить, моей маме, Елизавете Павловне Александровой, приходилось рано утром уходить, часами стоять в очереди, чтобы принести два маленьких кусочка хлеба. Хлеб уже пекли с добавками отрубей и ещё чего-то, он был какой-то тёмный и очень тяжёлый. Мама делила его на крошечные кусочки и выдавала мне порциями.

Страница 87